Потомки исчезнувших Богов

Орлов Сергей

Злотникова с тоской и раздражением смотрела на подъезжающую к приёмному покою «скорую помощь». Всю жизнь проработав в психиатрической больнице, она уже устала от больных. Да и весь её вид говорил об усталости от жизни вообще: растрёпанные жидкие седые волосы падали на опущенные плечи, выцветшие глаза, когда-то чайного цвета. Рот, старательно прополотый временем. Муж ушёл от неё около десяти лет назад, не в силах больше переносить неопрятность своей «драгоценной половины». После этого Злотникова вообще перестала следить за собой, чем неизменно вызывала брезгливость у окружающих.

В

дверь заглянул рослый санитар:

— Нина Алексеевна, «скорая» приехала.

— Да вижу я, — больше всех она не могла терпеть именно «скорую».

Приезжают, мерзавцы, в любое время суток, скорей всего, желая досадить ей персонально. И их «любовь» была взаимной. У врачей «скорой» вызывала неприязнь эта озлобленная на весь мир пожилая женщина. Но дело Злотникова своё знала, и администрации приходилось ее терпеть — врачей катастрофически не хватало.

— Ну, кого вы там привезли? — с долей сарказма задала она чисто риторический вопрос входящему врачу «скорой». На что тот ей так же, риторически, спарировал:

— Пациента, — и протянул ей направление.

— И что у него? — продолжала вредничать Злотникова.

— Нина Алексеевна, а вы почитайте, там всё написано, — врач «скорой» не хотел уступать.

Фельдшер с санитаром ввели в приёмный покой больного, придерживая того под руки. Тот постоянно пытался вырваться, в глазах застыло безумие. Злотникова окинула его взглядом и стала читать. Чем больше читала, тем более хмурым становилось выражение её лица, хотя оно и до этого было далеко не жизнерадостным. Затем подняла трубку телефона и стала набирать номер пятого отделения:

— Доктор, здесь привезли больного с психомоторным возбуждением. Не посмотрите его?

Минут через пять в дверь вошёл среднего роста, широкоплечий врач, Воронов Сергей Владимирович. Его движения были уверенными и в то же время — удивительно пластичными. Русые короткие волосы аккуратной чёлкой падали на лоб. Поздоровавшись с медиками «скорой», кивнул Злотниковой. Внимательно посмотрев на больного ярко-серыми глазами, взял со стола направление:

— Что, совсем контакту не доступен?

— Ни гу-гу, — откликнулся врач «скорой».

— Ладно, оформляйте ко мне. Санитаров вызовите, — и вышел из приёмного покоя.

Воронов был известен тем, что в его присутствии практически все психбольные становились спокойными и покладистыми. А выздоравливали на порядок быстрее, чем в остальных отделениях. Хотя лечение практически не отличалось от того, как лечили другие врачи. Так… По мелочам. Это ставило всех в тупик. Но тем ни менее — факт оставался фактом. Сам Воронов практически всегда оставался спокойным. Но в нём буквально физически чувствовалась некая внутренняя сила и разливающаяся вокруг него энергия. Медперсонал его боготворил, и в отделении всегда царили чистота и порядок.

Отец с детства привил ему любовь к спорту. Под белым халатом скрывалась тугая, рельефная мускулатура. А в медицинский он пошёл, следуя семейной традиции — его мать была врачом.

Психиатром юный Воронов решил стать ещё в институте. Ему пророчили большое будущее, но постоянные кризисы в стране, то

экономические, то политические, поставили крест не только на его карьере. Многие врачи вообще «ушли из медицины», занявшись коммерцией, или уехав из страны. Но Сергей, как не уговаривала жена, коммерческой деятельностью так и не занялся. Чувствовал Воронов к ней какую-то необъяснимую брезгливость. Хотя прекрасно понимал — старые времена прошли, раз и навсегда. В итоге, жена ушла от него к какому-то бизнесмену, обозначив статус супруга, как неудачника. И дочку забрала с собой, оставив ему широким жестом двухкомнатную квартиру. Скандалы в течение последнего года так его утомили, что Сергей даже почувствовал облегчение, когда она ушла. Периодически он с кем-нибудь встречался, но серьёзных отношений завязывать не хотел. Одному было спокойнее. Никто не лез в его привычки и не указывал, что делать. Работал, занимался домашним хозяйством, три раза в неделю ходил в тренажёрный зал.

И ещё…он собирал материал о природе психических заболеваний. Хотел защитить диссертацию. Его представления об этих заболеваниях и подход к их лечению в корне отличались от общепризнанных. Он считал, что наряду с известными системами — кровеносной, нервной, лимфатической, эндокринной и другими, в организме всего живого присутствует ещё одна, непознанная и неизученная. Энергетическая система. И именно она, как считал Сергей, была ответственна за экстрасенсорные способности у некоторых людей.

К этой мысли его привёл случай с госпитализацией больного средних лет, по направлению диспансера. На его обследовании настаивала жена, беспокоясь за психическое состояние мужа…

* * *

Воронов зашёл в свой кабинет, взял со тола «историю болезни» и, устроившись в кресле, стал читать:

— «Так, первичный, на госпитализацию согласился добровольно… способен видеть будущее… Гм… Что-то у нас последнее время развелось этих… оракулов. И всё предвещают конец света, причём — в ближайшие годы. Ладно, поговорим с этим… предсказателем».

Он снял трубку:

— Лида, попроси привести ко мне Ильина. Да, только что поступил.

В сопровождении санитара в кабинет зашёл небольшой щуплый мужчина лет сорока, в коричневом спортивном костюме, тёмные волосы зачёсаны назад, обнажая приличные залысины. На небольшом прямом носу — крупные очки в роговой оправе. Сергей внимательно посмотрел на него, и кивнул санитару. Тот вышел и закрыл дверь.

— Присаживайтесь, Виктор Александрович, — Воронов указал ему на диван, стоящий перед его столом. Ильин сел, достал платок, протёр очки и снова водрузил их на нос.

— Виктор Александрович, мне сказали, что Вы сами попросились в моё отделение. Не можете объяснить — почему?

— Доктор, некоторые из моих коллег уже побывали в вашем дур…, простите, заведении. И сказали, что если кто и может во всё разобраться, то это только Вы.

— Разобраться — в чём?

— В природе моего «заболевания», моей «ненормальности».

— Вы считаете, что у Вас есть отклонения от нормы?

— Сергей Владимирович, скажите честно, Вы можете дать чёткое определение понятия «нормы»?