Потомок бога
Шрифт:
Багряный сразу же принялся жёстко сокращать мой список требований. В итоге мы сошлись на приемлемых для нас обоих условиях. Причём мне удалось настоять, что я не буду использовать написанную ректором речь. Однако кое-где похвалю Багряного и не ляпну ничего порочащего академию.
— Громов, кто тебя учил торговаться? У тебя бульдожья хватка, — уважительно посмотрел на меня раскрасневшийся граф и хлебнул водички из стакана.
— Жизнь научила, — философски сказал я и кашлянул в кулак, прочищая горло.
Багряный тоже попил
— Молодец, — похвалил меня граф, схватил трубку заверещавшего телефона и выдохнул в неё: — Слушаю! Ясно. Хорошо. Уже идём. Громов, поднимайся. Публика ждёт.
Я встал и вместе с Багряным вышел из кабинета.
Ректор снова нацепил маску всеблагого старичка, попутно инструктируя, что мне лучше сказать, а о чём умолчать. К последнему относились последние минуты жизни Горского. Его персону следовало упоминать очень расплывчато. А я и не был против.
Конечно, Кеша являлся тем ещё гадом, но не таким большим, чтобы я и после смерти поливал его грязью. Как говорится, умер Вадим, ну и хер с ним. Примерно так я относился к Горскому.
— Громов, я на тебя надеюсь, — похлопал меня по плечу граф и с лучезарной улыбкой на устах первым вышел на ступени парадного крыльца.
Тут уже в электрическом свете жужжащих софитов стояли преподаватели и Огнева. Рарог пристроился на крыше. А плац оказался под завязку забит кадетами, укрытыми первыми сумерками.
Смертные переговаривались между собой, косясь на камеры с логотипом телеканала, чьи сотрудники приехали сюда.
На ступенях тоже находились камеры. И их объективы сразу поймали ректора, подошедшего к трибуне. Он взял микрофон и начал приветственную часть.
А я встал подле Огневой и шёпотом спросил, заметив волнение в её глазах:
— Страшно? Да, это тебе не монстров по подземелью гонять.
— Нестрашно, — огрызнулась она. — Просто мне прежде не доводилось выступать перед таким количеством людей.
— Ерунда. Просто представь их всех голыми.
— Ты что мне советуешь, извращенец? — шёпотом возмутилась мулатка. — У меня, в отличие от тебя, мозги не повёрнуты на сексе.
— Это вполне нормально в моём возрасте. Было бы гораздо хуже, если б я интересовался вышиванием или коллекционированием бабочек.
Баронесса хмуро на меня посмотрела и перевела разговор на другую тему:
— Ты выучил свою речь?
— Нет.
— Что значит «нет»? — опешила она, бросив тревожный взгляд на графа.
Тот уже с мрачной миной печально вещал о погибших героях, Ратникове с Горским. Люди на плацу почтительно замолчали, опустив головы.
— Я отказался от речи.
— Как? — продолжила тупить Огнева, хлопая карими глазками.
— Словами. Пытался на пальцах показать, что отказываюсь, но ректор ничего не понял. Вот и пришлось подключать речевой аппарат.
— Громов, — прозвучал строгий голос
— … Весь в тебя, — донёсся до меня еле слышный шёпот его бывшей жены, стоящей рядом с тренером. — Тоже не знает, где нужно помолчать, а где что-то сказать.
Шилов бросил на неё кислый взгляд. А та насмешливо улыбнулась и тотчас сделала серьёзное лицо.
Граф же в этот миг проговорил, потрясая кулаком:
— … Мы не забудем павших героев! Принесём щедрые дары в храм Марены, чтобы она была милостива к их душам! Но мы должны жить и продолжать наш бой с отродьями Хаоса! И я рад представить вам, кадеты, одного из защитников Империи, одного из ваших братьев! Он поведает вам о том, как прошёл подземелье Хаоса, как бился со жрицей Маммоны. А также как его смекалка помогла графу Седову изловить подлого хаосита, причастного к гибели целого гарнизона! Встречайте, друзья, Александр Громов!
Меня встретили аплодисментами. Не громовыми, конечно, но вполне достойными. Даже преподаватели поаплодировали, и Огнева. Правда она с такой тревогой посмотрела на меня, будто ждала, что я сразу начну нести с трибуны какую-нибудь околесицу.
Однако я изумил её до глубины души, когда принялся уверенным голосом рассказывать кадетам через что мне пришлось пройти. Где надо, я делал паузы, чтобы люди лучше прочувствовали мой рассказ. Повышал или понижал голос, нагнетая напряжение. Обходил стороной скользкие моменты, выставляя всех участников событий подлинными героями.
Смертные буквально заслушались меня. Они сжимали кулаки и кусали губы, переживая за персонажей моего рассказа, хотя большинству людей наверняка уже была известна концовка. Но не всем, конечно, было так интересно.
В первом ряду среди «элиты» лопался от ненависти Эдуард, прожигая меня взглядом. Его губы кривились, крылья носа трепетали, а зубы оказались так плотно стиснуты, что желваки едва не прорывали кожу.
Ещё бы! На глазах Долматова его вчерашний враг-лох превращается в легенду, чья слава и репутация затмят Эдуарда, как солнце своим сиянием затмевает свет дешёвого фонарика из Поднебесной.
Его мелкую завистливую душу, отравленную ненавистью, буквально разрывали эмоции. И он даже не дослушал мой рассказ, а стал протискиваться сквозь толпу, чтобы покинуть плац.
Помимо Долматова, мне ещё удалось различить среди кадетов своих улыбающихся соседей по комнате, а также Барсова, Острова, Лисова и нынешнего блондинистого парня Лады, злобно глядящего в мою сторону.
Академия стражей, плац перед главным корпусом
Графиня Белова гордо стояла в первом ряду кадетов как королева среди слуг. А рядом с ней вытягивала шею невзрачная дворянка с нескладной фигурой и мышиного цвета волосами. Она будто была призвана оттенять красоту графини.