Потомок Микеланджело
Шрифт:
Ему удалось установить контакты с местными масонами. Но это ничего не дало: масонская ложа в Соспелло была малочисленной и убогой, члены ее не ставили никаких серьезных задач, а о филадельфах они и не слыхали…
«Нет, — думал Буонарроти, — в этом стоячем болоте ты ничего не добьешься. Надо быстрее связываться с внешним миром и как-то выбираться из этой дыры…»
Вскоре обозначилась и другая трудность.
Их маленькие сбережения, сделанные на Олероне, подходили к концу. Конечно, в руках у Филиппа была профессия, с которой вроде бы не пропадешь: он мог обучать и языкам, и музыке, и литературе, и истории. Но оказалось, что местным тугодумам ни история,
В этом статусе все на какое-то время застыло.
А потом пришла беда.
17
Это случилось в плювиозе XII года [23] .
Был пасмурный, дождливый день.
Филипп возвращался домой с очередного урока и на обычном месте увидел обычную группу примелькавшихся ему болтунов. Дождь нимало не смущал этих любителей празднословия; укрывшись огромными зонтами, они, как всегда, что-то оживленно обсуждали. Впрочем, на этот раз, в выражении их лиц ему почудилось нечто не совсем обычное…
23
Январь — февраль 1804 г .
Он уже прошел было мимо, и они, как водится, приумолкли, но тут один из них вдруг поднялся и крикнул в спину ему:
— Эй, вы, сударь!..
Буонарроти остановился.
— Это вы мне?
— А кому же еще, черт побери? — взгляд говорившего дышал неприкрытой ненавистью.
— Тогда замечу вам, что я не «сударь», а гражданин. Господ, как известно, у нас давно уже нет.
Раздался злобный хохот.
— Вот как? Господ, говоришь, нет? Эх ты, отребье, я ведь узнал тебя. Следовало бы набить тебе поганую рожу…
— По какому праву вы оскорбляете меня?
— Тебе ли толковать о правах? А по какому праву, злодей, ты измывался над порядочными людьми, грабил их и убивал?
— Что вы имеете в виду?
— Вспомни Онелью…
18
Эти слова и потом еще долго звучали в его ушах, уже после того, как, оттолкнув проходимца, пытавшегося ударить его, и тщетно стараясь, скрыв волнение, двигаться дальше размеренным шагом, он брел, точно лунатик, и дома, когда, что-то невпопад отвечая Терезе, он без всякого аппетита глотал остывший суп.
«Вспомни Онелью…»
Как будто можно ее забыть!
Нет, то, что дорого душе и сердцу, что сам считаешь одной из вершин своей жизни, не забывается никогда.
И о н и понимают это. Хотя и смотрят на все с противоположной точки зрения…
…Это произошло сразу после того, как он отличился при подготовке взятия Тулона. Саличетти и Робеспьер-младший написали соответствующий рапорт в Комитет общественного спасения. И вскоре тот же Саличетти уведомил его: прикомандированный к итальянской армии, он назначается комиссаром по надзору за национальными имуществами к востоку от Ментоны.
Это произошло 20 жерминаля II года [24] .
Не успел Буонарроти войти в должность, как она была заменена новой, более высокой. 28 мессидора [25] его сделали Генеральным комиссаром
24
9 апреля 17 94 г.
25
16 июля.
Эту должность он занимал в течение неполного года.
Почти год в его руках сосредоточивались неограниченные, по существу, диктаторские полномочия.
Он имел право назначать, смещать и наказывать всю администрацию вверенных ему округов.
Он олицетворял революционное правосудие: в качестве генерального общественного обвинителя он возглавлял каждый из восьми революционных трибуналов в округах.
Он решал экономические вопросы, проводил в жизнь идеологию Революционного правительства и даже (в какой-то мере) намечал внешнеполитическую программу, поскольку ведал отношениями с итальянскими государствами.
Как же он употребил эту необъятную власть?
Для возвеличения свой особы?
Вся его жизнь свидетельствовала: он был чужд честолюбия.
Для личного обогащения?
Впоследствии, при аресте, когда был произведен тщательный обыск с целью «конфискации незаконно захваченного богатства», оказалось, что богатство это сводится к двум костюмам, четырем сорочкам и полудюжине чулок (не считая нескольких платьев жены).
Нет, собственная персона во всех ее аспектах меньше всего занимала революционера Филиппа Буонарроти в эти сверхнасыщенные событиями месяцы. Свою неограниченную власть он употреблял только на то, чтобы проводить в жизнь теоретически отработанную, предельно ясную для него программу.
Он помнил слова Сен-Жюста: «Бедняки — это соль земли».
И эти слова он как бы сделал лозунгом всей своей деятельности в Онелье.
Он защищал угнетенных против угнетателей, поддерживал слабых против сильных, преследовал роялистов-эмигрантов, а также тайных врагов Республики, устраивал беженцев из итальянских монархий, заботился о снабжении городов продуктами, следил за качеством выпекаемого хлеба.
Его жизнь протекала в непрерывных разъездах. Он трудился неустанно, не зная отдыха ни днем, ни ночью, словно раб, прикованный к своей тачке.
Ему казалось: еще немного, совсем немного — и яркий свет новой жизни озарит Францию и Европу.
Точно так же казалось и его учителю, Максимилиану Робеспьеру, когда он в жерминале, прериале и мессидоре II года [26] , разделавшись с эбертистами и дантонистами, отправлял на гильотину новые и новые партии своих жертв.
Эти жертвы, полагал Неподкупный, будут последними жертвами.
Но вскоре жертвой (и далеко не последней) оказался он сам. За мессидором последовал термидор, и 9 термидора II года [27] Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон и их соратники в Париже отправились на гильотину в свою очередь.
26
Март — июль 1794 г .
27
27 июля 17 94 г.