Потопленная «Чайка»
Шрифт:
Наша машина стремительно пронеслась по подъему и остановилась возле небольшого дома на улице Чайковского.
Начальник отдела первым выскочил из машины и открыл дверцу, помогая спуститься Римме Берлин. Я подождал, пока выйдет растерянная Ия.
Старшая из женщин уже знала все. Ие ничего не говорили, но, видимо, сердце подсказывало ей, что предстоит что-то необычное.
Парадный подъезд дома, где живут супруги Курхули. Дверь отворила женщина с открытым, приятным лицом. Увидев Ию, она словно онемела и не могла двинуться с
Перешагнув порог квартиры, Ия замерла, оглядела потолок, пол, обои на стенах, как будто припоминала и не могла припомнить что-то. Посмотрела на нас: куда, мол, вы меня привели.
Увидев на стене свою детскую фотографию, внимательно вглядывалась в нее несколько минут. На фото была изображена маленькая смеющаяся девочка с букетом полевых цветов в руках.
Ия задумалась. Я понимал, что все окружающее казалось ей знакомым и виденным, но она не могла припомнить, когда видела все это. Так бывает, когда что-нибудь приснится.
Нахмурившись подошла она к креслу, уселась в него, многозначительно глянула на Римму Берлин, которая не отходила от нее ни на шаг.
В комнату осторожно заглянул Ладо, зашел, глядя все время на начальника отдела. Он, казалось, боялся посмотреть на Ию: вдруг это не она, что тогда? В его взгляде застыло выражение ожидания и страха.
Дверь снова отворилась. Показалась Тамара. Она обеими руками сжимала ручку двери, — казалось, если она отпустит ее, то немедленно упадет. Наконец женщина смогла взять себя в руки. Ее широко открытые глаза медленно отыскали среди присутствующих девушку. Ия, как завороженная, поднялась ей навстречу — можно было подумать, что кто-то насильно, против воли тянул ее. На губах матери мелькнула улыбка, потом Тамара воскликнула по-грузински:
— Ия, дочка! Ия? — Она прижимала к себе голову девочки, словно боясь, чтобы кто-нибудь снова не отнял у нее дочь.
— Ия! Дочка! — Девушка медленно и удивленно повторила шепотом два слова. Вырвавшись из объятий Тамары, она подошла к своей детской фотографии, висевшей на стене. Снова внимательно рассмотрела ее, словно пытаясь найти ответ на какой-то мучительный вопрос.
— Ты — дочь моя, Ия, — повторяла Тамара, как будто стараясь уговорить девушку, рассеять ее сомнения. Подойдя к дочери, она расстегнула пуговицу на воротнике платья и обнажила плечо. — Вот смотри! — Слезы хлынули из глаз женщины.
Увидев родимое пятно, похожее на красноватый виноградный лист, Ия облегченно, словно разрешив мучившую ее загадку, вскрикнула:
— Мама, мамочка! — Девушка упала на колени, обняв мать.
Я оглядел собравшихся.
Ладо стоял неподвижно, безуспешно пытаясь сохранить суровое и деловое выражение лица.
Римма Берлин улыбалась счастливо и довольно.
Начальник отдела щурил глаза, но я успел заметить, что они у него подозрительно блестели.
Эпилог
Выдающийся памятник грузинского искусства — икона Саванели
Редчайший бриллиант — «Королева утренней зари» отныне не прячется пугливо от человеческих глаз в императорских сокровищницах и не блестит грозным светом на эфесах сабель знаменитых военачальников.
Этот драгоценный камень, первый среди первых, будет сотни лет поражать взоры многих поколений. И никогда больше ради него не прольется человеческая кровь.
Ия Курхули — ей теперь уже за сорок — давно уже стала счастливой женой и матерью. В память о далеком прошлом у нее осталось прежнее имя — Люсана — и маленькие золотые сережки в ушах.
Раиса? Шесть десятков лет, среди которых были годы трудные и бурные, наложили на нее отпечаток. Но она по-прежнему ходит, гордо выпрямившись и высоко неся голову, довольная своей судьбой.
Игорь Таманов сам свел свои счеты с жизнью, не дожидаясь приговора. В тот день, когда его Люсана вновь обрела родителей, он покончил с собой в своей камере.
Потопленная «Чайка»
Глава первая
БЕЖЕНЦЫ
Наступил рассвет, но густой туман так плотно нависал над обезумевшим морем, что моряки «Чайки» с трудом различали друг друга. Огромные волны подбрасывали шхуну, как щепку, швыряли ее из стороны в сторону, и она то легкокрылой птицей взлетала на гребень волны, то ныряла вниз, в разверзавшуюся бездну.
Вчера было то же самое, так же бушевала буря, однако шхуне все-таки удалось вырваться из порта Туапсе, выйти в открытое море и взять курс на юг. Всю ночь четыре матроса не покидали палубу, а под утро, выключив бесполезный мотор, к ним присоединился и пятый. Сильные порывы ветра снова и снова бросали шхуну в водоворот разъяренной стихии. Казалось, судну уже не вырваться из морского плена.
На кормовой палубе несколько пассажиров судорожно цеплялись за борт, стараясь, чтобы вода, захлестывавшая палубу, не смыла их в море.
Моряки работали молча. Один из них не отходил от руля, другие, спустив парус, следили, чтобы ванты, бакштаги и штаги были хорошо натянуты, иначе мачта могла не выдержать и сломаться.
Экипаж «Чайки» состоял в основном из молодых ребят, но их сноровке могли бы позавидовать и более опытные матросы.
Уже целые сутки вела «Чайка» смертный бой со страшным морским ураганом. Лишь к середине второго дня серая мгла начала постепенно рассеиваться, и на горизонте показался небольшой просвет. Ветер погнал облака на восток. Грозно ревущие волны вдруг исчезли, волнение улеглось, и поверхность моря разгладилась. Наступила спокойная, звездная ночь.