Потрошитель душ
Шрифт:
– …То, что это мог сделать человек пришлый, тайно зашедший с улицы, факт номер четыре. То, что это могли сделать находившиеся в особняке слуги, факт номер пять. Но мы забываем о шестом факте – куда делось извлеченное из грудной клетки господина беллетриста сердце?
– Что значит – куда? – со смешком спросил поручик. – Убийца отправил его в редакцию этой газетенки… Как она называется?
– «Бульварный экспресс»! – подсказала графиня. – О, я тотчас подписалась на него, как и все, кому я сегодня телефонировала. Более того, говорят, что сто пятьдесят экземпляров этой газетенки забрал прибывший
Орест Самсонович поморщился и сказал:
– Да, но сердце попало в редакцию только на следующий день! Оно должно было где-то храниться! А все же человеческое сердце – продукт весьма специфический, более того, подверженный быстрым изменениям. А убийца ни в коем случае не мог позволить себе попасться на таком пустяке, как пятна крови или дурной запах…
Сделав паузу, он быстро спросил:
– Графиня, где у вас ледник?
Его отвели на кухню, а оттуда – в подвал, где находился ледник. По дороге им встретилась дочка графини, которая бросилась к матери, но та, увлеченная расследованием в собственном доме, прикрикнула на нее:
– Lisette, не надо ребячиться! Мадемуазель Дрюо, отведите ее в комнату!
– Слушаюсь, мадам! – раздался тихий голос пожилой гувернантки, и она удалилась, убрав с пути сыщиков настырного ребенка.
– Ледник как ледник! – хохотнул поручик, когда они очутились в подвале. – Брр, зябко! Вот, кусок баранины! Вот печенка, надеюсь, не человеческая, к примеру, литераторская!
Он снова хохотнул, довольный собственной сомнительной шуткой. Сделал неверное движение, и присутствующие увидели, а Бергамотов услышал, как из кармана шинели поручика, в которую тот облачился, спускаясь в ледник, выпала картонная визитная карточка. Юркевич быстро подобрал ее и положил в карман, а потом ненатуральным, громким голосом обратился к Бергамотову:
– А вы, господин умник, что думаете по этому поводу? Какой резон убийце прятать здесь человечье сердце? Он что, хотел приучить обитателей особняка к каннибализму?
– Отнюдь! Вы сами отметили, поручик, что здесь полно потрохов. Вот поэтому убийца спрятал сердце здесь! – с уверенностью сказал Орест Самсонович. – Ибо иголку легче всего спрятать в подушечке с точно такими же. Однако… Однако ищите окровавленную тряпку или бумагу!
И в самом деле, в углу ледника обнаружилась окровавленная наволочка с диванной подушки из зала. Если до этого графиня воспринимала происходящее как занимательную игру, то теперь, ойкнув, она вдруг поняла, что оказалась в эпицентре ужасного преступления.
– Уведите меня отсюда, Григорий Аполлинарьевич, уведите! – закричала она в ужасе.
Орест Самсонович протелефонировал в полицейское управление и вручил приехавшему следователю окровавленную наволочку.
– Полиция поработала отлично, но ведь и убийца был изворотлив! – сказал он задумчиво. – Ледник осмотрели, но поверхностно, потому что никто и предположить не мог, что вынутое из груди несчастного господина Державина-Клеопатрова сердце не покинуло еще пределы особняка. Это факт номер один. Ибо, если поразмыслить, самым безопасным и надежным местом для хранения сего кошмарного трофея было именно место преступления. Это факт номер два.
– Значит, это кто-то из слуг! – всхлипнула графиня. – Захар, валерианы!
А потом она осеклась и пролепетала:
– Господи, а что, если Захар и есть?..
– Звали,
– Уберите от меня этого человека!
Орест Самсонович поспешил успокоить бьющуюся в истерике хозяйку дома:
– Бросаться обвинениями нет причин, ваше сиятельство. Сколько у вас слуг?
– Шестнадцать! – весьма сухо произнес вместо нее дворецкий. – Пятеро мужеска и одиннадцать женского полу!
– Пять потенциальных убийц! – зловеще заключил поручик. – Что же, Захар, сейчас ты доложишь все, что тебе известно, иначе…
Бергамотов резко прервал его:
– Допросами займется господин следователь! Ибо то, что сердце было временно спрятано в леднике особняка, не доказывает, что убийцей был один из слуг. Это факт номер один. Убийцей мог быть и один из гостей. Это факт номер два. А покидая дом, забрать с собой небольшой и неприметный сверток. Это факт номер три. Наконец, я бы не стал списывать со счетов служанок, ибо преступление, несмотря на его макабричность, могла совершить и женщина – к примеру, умеющая обходиться с ножом и привыкшая отрубать головы живым курам или потрошить тушку кролика. Это факт номер четыре.
– Глафира, кухарка наша! – ахнула графиня. – Господи, она мне всегда не нравилась – смотрит исподлобья, никогда не улыбается…
– И это подозрение распространяется не только на обслугу женского полу, но и на гостей! – повысил голос Орест Самсонович. – Любая из дам могла незаметно выскользнуть из салона и убить беллетриста Державина-Клеопатрова.
Графиня вскричала:
– Наверняка госпожа Чернозвонова! Она же отравила своего мужа, это и le fant^ome [8] сказал!
8
Призрак (фр.).
А Бергамотов без тени улыбки заметил:
– Не стал бы доверять информации, полученной от призрака, ваше сиятельство. Убить могла не только госпожа Чернозвонова. Убить могла вообще любая женщина, находившаяся в салоне во время спиритического сеанса. В том числе и вы!
За этим – на что, собственно, и рассчитывал слепой сыщик – последовало плавное падение графини Нулиной в обморок, сопровождаемое грозными ругательствами со стороны поручика Юркевича, который, скинув шинель, самоотверженно отнес графиню в ее будуар. Дело было сделано – Орест Самсонович, пользуясь возникшей суматохой, с поразительной для слепого виртуозностью, незаметно извлек визитную карточку из шинели поручика, которая случайно выпала у того в леднике. Надо было каким-то образом отвлечь внимание бравого вояки, и он сделал это, напугав графиню. Впрочем, ее неверное сиятельство ему если и было жаль, то совсем чуть-чуть.
– Вы совсем с катушек слетели, ищейка чертов! – накинулся на Ореста Самсоновича Юркевич, когда вернулся в залу. – Как вы смеете так обращаться с графиней? Да вас за такое надо было бы на дуэль вызвать, но вы ж калека!
– Вызывайте! – холодно ответил сыщик. – Или я вызову вас, если вы немедленно не принесете извинений! Учтите, у меня отличный слух и я стреляю лучше любого полкового бездельника! С сорока шагов попадаю прямо в сердце!
Поостыв, Юркевич вполне миролюбиво произнес: