Потрясающая красота

Стил Даниэла

– Чем занимаешься? – с интересом спросил Эверетт.

Чед был очень красив, гораздо лучше самого Эверетта в его годы. Изящные черты лица у него сочетались с суровой мужественностью. Он был выше, чем Эверетт, и намного крепче, будто занимался физическим трудом или чем-то подобным.

– Я помощник управляющего ранчо в двадцати милях от города. Лошади и крупный рогатый скот. – Он казался идеальным ковбоем.

– В колледже учился?

– В неполном. Два года отучился. На вечернем. Мама хотела, чтобы я поступил в университет на юридический факультет. – Он улыбнулся. – Но это не мое. Вот колледж – нормально. Хотя верхом на лошади мне гораздо привычнее, чем за письменным столом.

Правда, сейчас у меня полно работы и за столом. Не люблю я этого. Дебби, моя жена, школьная учительница. В четвертом классе преподает. Отлично держится в седле. Летом участвует в родео. – Они, наверное, были идеальной парой – ковбой и его жена, которая отлично держится в седле. Эверетту отчего-то казалось, что они счастливы вместе. По крайней мере Чед выглядел счастливым. – А ты женат? – Чед с любопытством посмотрел на отца.

– Нет. Я лечился, – ответил Эверетт, и оба рассмеялись. – Все эти годы колесил по свету, пока двадцать месяцев назад не лег в реабилитационную клинику. Теперь завязал, хотя и с большим опозданием. Слишком много я работал все эти годы и слишком был пьян, чтобы мной заинтересовалась приличная женщина. Я журналист, – уточнил он.

Чед улыбнулся:

– Я знаю. Мама иногда показывает твои снимки. Она всегда их мне показывала. Классно все это у тебя получается, особенно боевые кадры. Тебе, наверное, в интересных ситуациях приходилось бывать.

– Приходилось. – Эверетт вдруг услышал, как в его речи стала более заметна манера уроженцев Монтаны, которые обычно говорят коротко, четко, не растягивая слова, и вообще многословием не отличаются. В Монтане было скудно все, в том числе и здешняя пересеченная местность. Но что-то в этой скромной незаметности притягивало и радовало глаз Эверетта. Он думал о том, что вот его сын в отличие от отца, уехавшего из дома на край земли, остался на родине, там, где его корни. Родственников здесь у Эверетта не осталось, все уже умерли. И он сюда возвратился только потому, что здесь живет его сын.

Наконец они подъехали к маленькой церквушке, где проводились собрания. Спускаясь вслед за Чедом но лестнице на цокольный этаж, Эверетт подумал: как же ему все-таки повезло, что Чед не отказался от встречи. А ведь мог бы. Эверетт мысленно вновь поблагодарил Мэгги. Лишь благодаря ее уговорам, мягким, но упорным, он решился поехать к сыну и теперь был счастлив. Уже при первом их знакомстве она спрашивала его о сыне.

Они вошли в зал, и Эверетт с удивлением обнаружил, что собралось тридцать человек, в основном мужчины. Они сели рядом с Чедом на раскладных стульях. Собрание только началось и шло по заведенному порядку. Когда новичков и гостей попросили представиться, Эверетт подал голос. Он назвал свое имя, сказал, что он бывший алкоголик и что вот уже двадцать месяцев как не берет в рот ни капли. Присутствующие хором приветствовали его: «Здравствуй, Эверетт!» – и собрание продолжилось.

В этот вечер Эверетт выступал. Чед тоже. Эверетт говорил первым. Он неожиданно для себя принялся рассказывать, как начал пить, о своем несчастном, вынужденном браке и о том, как бросил сына. Сказал, что это единственное в его жизни, о чем он сожалеет больше всего, что хочет загладить вину и, если возможно, расчистить завалы прошлого. И он рад своему приезду. Пока выступал отец, Чед сидел, уставившись на свои сапоги, такие же поношенные, как и у Эверетта. Это была обувь настоящего ковбоя – темно-коричневые сапоги со сбитыми каблуками и забрызганные грязью. Эверетт был в своих неизменных, любимых, из кожи черной ящерицы. Надо сказать, в ковбойских сапогах были все мужчины в зале и даже некоторые из женщин. У мужчин на коленях лежали ковбойские шляпы стетсон.

В

выступлении Чеда содержалось много интересного для отца. Чед сказал, что уже восемь лет как завязал, с тех пор как женился. А сегодня он опять поссорился с управляющим и хотел бы вообще уйти с этой работы, но не может. Ребенок, который родится весной, сказал Чед, значительно осложнит жизнь. На нем, Чеде, лежит такая ответственность, что иногда даже страшно становится. Но детей и жену он все равно любит, и в итоге все, наверное, как-нибудь устроится. Хотя, конечно, будущий ребенок, признался Чед, окончательно привязывает его к этому проклятому ранчо, и это порой вызывает в нем внутреннее возмущение. Затем, бросив взгляд на Эверетта, Чед сказал, что ему странно встретить сейчас отца, которого никогда не знал. Но он все равно рад его возвращению, хотя тот и появился с опозданием.

Собравшиеся, взявшись за руки, прочитали молитву о спокойствии. Все встали со своих мест. После официальной части все приветствовали Эверетта и говорили с Чедом. Здесь все друг друга знали, гостем был только Эверетт. Затем женщины, одна из которых исполняла обязанности секретаря собрания, принесли кофе с печеньем. Эверетту понравились выступления, как и собрание в целом. Чед представил отца своему наставнику, старому, седому бородатому ковбою с веселыми глазами, а также двум своим подопечным, приблизительно его же возраста. Чед сказал, что он в обществе «Анонимных алкоголиков» уже семь лет как наставник.

– Долго держишься, – заметил Эверетт, когда они вышли. – Спасибо, что взял с собой. Мне необходимо было сходить на собрание.

– Часто ходишь? – спросил Чед. Выступление отца ему пришлось по душе. Тот говорил открыто, честно и, по-видимому, искренне.

– В Лос-Анджелесе дважды в день. И один раз, когда нахожусь в другом городе. А ты?

– Три раза в неделю.

– Да, четверо детей не шутки. – Он уважал Чеда за это. Ему отчего-то казалось, будто Чед все еще ребенок. А он женатый мужчина, у него своя семья. И он, Эверетт вынужден был признать это, в отличие от своего отца времени даром не терял. – А что у тебя с управляющим?

– Да он идиот, – ответил Чед и вдруг сразу стал похож на разозленного мальчишку. – Загонял меня совсем. У него устаревшие взгляды на жизнь, он управляет ранчо, как сорок лет назад. В следующем году собрался на покой.

– Как думаешь, найдешь работу? – по-отцовски заботливо поинтересовался Эверетт. Чед со смехом на него посмотрел. Они подъезжали к гостинице.

– Всего час как приехал, а уже беспокоишься обо мне? Спасибо, папа. Да, без работы я никуда, без нее плохи мои дела. Работа у меня хорошая, я на этом месте уже десять лет отпахал. – Услышав от Чеда слово «папа», Эверетт просиял. Это слово, которое он счел для себя незаслуженной честью, согрело его душу. – Ты надолго приехал?

– Зависит от тебя, – честно признался Эверетт. – Что скажешь?

– Может, завтра придешь к нам на ужин? У нас все по-простому. Готовить придется мне: Дебби скверно себя чувствует. Она всегда тяжело переносит беременность, вплоть до последнего дня.

– А она у тебя молодчина – справляется, хоть и ей достается. Ты тоже. Нелегко содержать такую ораву детей.

– Они того стоят. Погоди, сам увидишь. Вообще-то, – Чед покосился на Эверетта, – Билли похож на тебя. – Чед, как успел заметить Эверетт, пошел не в него, скорее в мать и ее братьев. Они принадлежали к многочисленному и непрерывному шведскому роду, два поколения назад переселившемуся в Монтану со Среднего Запада, куда попали из Швеции. – Завтра заеду за тобой в половине шестого, когда вернусь с работы. Пока буду готовить, познакомишься с детьми. А Дебби ты уж извини, она еле жива.