Потрясающий мужчина
Шрифт:
Таня уже стояла с двумя другими мужчинами у дальней плиты.
Я беспомощно оглянулась. За столом остался только один парень, он поднял голову и спросил:
— А с кем готовишь ты?
— Не знаю, — не успев это выговорить, я покраснела как рак. До этого я не могла как следует разглядеть его, а теперь увидела прямо перед собой. У него какая-то странная прическа с каштановой, как по линейке прочерченной челкой до середины лба. С такой челкой даже Альберт Эйнштейн выглядел бы ненамного приятней Франкенштейна. Но самыми ужасными были брови. Бровь у него, собственно, была одна. Я никогда не
Он поднялся и оказался стройным парнем среднего роста. Но выглядел он совершенно неуклюже, поскольку чудовищная коричневая рубашка была ему мала, а отвратительные зеленоватые джинсы — велики. Стоило посмотреть на него подольше, как в тебя закрадывался страх, что его уродство заразно. Внук Франкенштейна.
— Меня зовут Руфус, — проговорил он.
Руфус! Ну и имечко! По голосу я поняла, что это тот самый тип, который не знал, как делать луковые кольца! Я пробормотала свое имя, уставившись в пол, чтобы не смотреть на него, и добавила:
— Пойду спрошу, где нам готовить.
Я подошла к Кароле.
— Мы вдвоем остались, в какой мы группе?
— Вы делаете «Чили кон Карне» вон там, — распорядилась она, показав на последнее свободное рабочее место и пошла к остальным, со смехом резавшим лук.
Разочарованная, я поплелась за Руфусом к плите, ненавидя себя за то, что опять пассивно ждала, а другие подобно Тане сами решали, с кем им готовить. В результате мне осталось то, что никто не взял. Конечно, я пришла сюда, чтобы научиться готовить, но почему непременно в компании франкенштейновского внука?! Я так была раздосадована, что, боюсь, слезы на моих глазах были не только от лука.
— Слушайте меня все! — позвала Карола. — Если обжаривать лук на среднем огне в малом количестве жира, он становится прозрачным! Если же вы добавите слишком много жира, лук превратится в кашу.
Мы разогрели ровно одну столовую ложку растительного масла на среднем огне. Руфус помешал.
— Хочешь, тоже помешай, — предложил он мне.
— Хорошо.
От других плит доносились веселые восклицания и смех:
— Два зубчика чеснока, а не две головки!
— Слишком мало табаско!
— Спасите, наше мясо горит!
Потом на одной сковородке зашипела вода.
— Слушайте меня все! — опять громко скомандовала Карола. — Если вы поджариваете фарш и доливаете туда воду, чтобы он не подгорел, он вообще не будет поджариваться, а станет бледным и вязким. Так что никакой воды, только как следует мешать.
— Почему ты не сказала об этом раньше? — возмутилась Таня.
— Потому что собственный опыт научит быстрее.
— Чушь какая-то — проворчала Таня, — теперь у нас кашеобразный лук и такой же фарш.
Я мешала фарш, пока у меня не заболела рука.
Потом мешал внук Франкенштейна.
— Смотри, на ложке висит луковое колечко! — воскликнул он вдруг. И в самом деле, на ручке ложки болталось маленькое колечко. Руфус никак не мог
— Порви его, — посоветовала я. — Если мы не будем мешать дальше, у нас пригорит фарш.
— Уничтожить это чудо? Ни за что! — Он перевернул ложку, и кольцо съехало по ручке на сковородку.
Это было творческое решение, которого я от него никак не ожидала. На какое-то мгновение я даже расстрогалась. Но потом опять взглянула на бровь, пересекавшую его лоб, как несущая балка, на торчавшую в разные стороны щетину — и отвернулась.
Без чего-то девять на столе стояли три миски с «Чили кон Карне». Чесночный хлеб был не готов, потому что парень в лакостовской рубашке забыл вовремя включить духовку. Поэтому сначала мы попробовали «Чили» Винфрида, Вольфганга и Арнульфа. Первая ложка показалась не очень вкусной, вторая — нестерпимо острой.
— Сколько вы положили табаско?
Арнульф пояснил, что он влил только треть бутылочки, чтобы остальным группам тоже досталось.
— Трех капель было бы достаточно, — сказала Карола.
— А мы вообще не добавляли табаско, потому что не нашли бутылочку, — сообщил высокий брюнет из Таниной группы.
Было решено смешать обе миски. Смешанное «Чили кон Карне» все еще было слишком острым, хотя Танино «Чили» оказалось пресным и вязким.
В качестве утешения подоспел чесночный хлеб, потрясающе вкусный. Парень в лакостовской рубашке вел себя так, словно уже сдал экзамен на звание мастера-кулинара. «Просто чудо, — делился он, — что масло от взбивания становится таким пышным. Он взбил масло в пену, потому что тогда его меньше уходит и хлеб становится не жирным, а хрустящим.
— Ты сбивал масло, потому что так было написано в рецепте, — решил поставить его на место Винфрид.
Потом пришел черед нашего «Чили кон Карне». — Визуально оно, во всяком случае, смотрится лучше всех предыдущих, — похвалили нас. Я удачно украсила «Чили» ломтиками помидоров и кольцами лука. Все нашли также, что и по вкусу наше блюдо далеко обогнало всех! Вот уж никогда бы не подумала, что смогу гордиться собственноручно приготовленным фасолевым пюре!
Зулейкин фруктовый салат выглядел не слишком аппетитно, кружочки бананов и дольки яблок покоричневели.
— Фруктовый салат не станет коричневым, если его заправить несколькими каплями лимонного сока, — объяснила Карола.
— Запомни, — сказал Арнульф Зулейке.
— Я знать, — обиделась Зулейка, — но нет лимон.
— Верно, — согласилась Карола, — я забыла лимон. Но это неважно: если бы салат полностью удался, вы бы не заметили, где тут можно ошибиться.
— Тебе, похоже, важно, чтобы мы делали ошибки, — ядовито заметила Таня.