Потусторонним вход воспрещен!
Шрифт:
Она помнит, что рядом всегда был папа. Они часто гуляли вместе – папа выбирал не шумные городские улицы и не парк культуры с аттракционами, плачущими детьми и валяющимися тут и там обертками от мороженого. Папа любил тенистые лесные тропинки или осенние пустынные скверы, когда листья облетели, и так хорошо шуршать, загребая их ногами. Они брели не спеша, и папа тихонько пересказывал своей дочке содержание старых приключенческих фильмов, которые он смотрел в детстве, или рассказывал про свою любимую физику – о ней он мог говорить часами. По его словам выходило, что все самые простые действия, окружающие нас, – не действия, а
Маленькая Анфиса впитывала его рассказы как губка – дети вообще очень восприимчивы, а тут все шло от любимого папы, и в первом классе она едва не довела учительницу до нервного приступа, пересказав наизусть содержание закона Кирхгофа.
В школе у них с сестрой были разные подружки, у Анфисы, впрочем по-прежнему, самой близкой подружкой был папа.
Как-то воскресным утром родители вызвали дочерей из их комнаты и завели странный разговор. Так получилось, что мама должна будет вскоре переехать в Москву. Ей предложили там работу и квартиру. Москва очень большой и красивый город, квартира у мамы тоже будет большая, так что у девочек будут отдельные комнаты. И школы там очень хорошие, и ребята дружелюбные и приветливые, девочки быстро найдут себе друзей. Там у мамы будет возможность часто покупать дочерям обновки и игрушки. Там уже сейчас их ждут подарки.
Алиска, выслушав все, очень обрадовалась и даже запрыгала на одной ножке – она ужасно любила подарки и новые платья.
Анфиса поглядела маме в глаза и спросила, как же папа.
А папа останется здесь, объяснила мама спокойно, у него здесь любимая работа и вот, квартира… Папа был тихий, он сутулился и отводил глаза, потом промямлил согласно, что в Москве девочкам, конечно, будет лучше. Анфиса поглядела на его поникшие плечи и поняла недетским чутьем, что они уезжают навсегда. Еще она поняла, что папу она больше никогда не увидит, а значит, никогда не пойдут они больше по безлюдному осеннему скверу, и папа никогда не будет бормотать тихим голосом про приключения детей капитана Гранта, про Человека-амфибию и про Неуловимых мстителей.
– Не хочу! – закричала она истошно. – Не уеду никуда от папы!
Она устроила самую настоящую истерику, она топала ногами, каталась по полу и рыдала так, что в дверь позвонили соседи. Вызвали «Скорую», врач сделал ей укол, и перед тем как заснуть, она прокричала ему, что ее увозят насильно от папы навсегда, а это несправедливо и неправильно.
Сама того не сознавая, она по наитию выбрала единственно правильное поведение: чтобы обо всем узнали как можно больше людей – соседи, учителя, врачи…
Алиска подслушала разговоры взрослых и ночью шепотом поведала сестре, что мама собралась не просто так и не вдруг, у нее в Москве будет новый муж, а у них, соответственно, – новый папа. Он лысый, старше мамы на восемь лет, работает в Министерстве и ездит на служебной черной «Волге».
– Это не у нас, а у тебя будет новый папа, – злым шепотом ответила Анфиса, – можешь кататься со своим лысым на «Волге» сколько угодно, я остаюсь здесь!
– Ну и дура! – фыркнула Алиска.
Из-за Анфисиного скандального поведения их семейная история стала известна множеству людей, поступок матери обсуждали соседи на лестнице, собачники во дворе, медсестры в детской поликлинике и учителя в школе. Маме это было неприятно, поскольку
Они стали жить с отцом – снова много гуляли, летом ездили на холодное Балтийское море, зимой по выходным проходили на лыжах километров по пятнадцать – папа все же делал скидку на возраст дочери.
С матерью и сестрой Анфиса не виделась, а разговаривала по телефону раз в году – на свой день рождения. Позже мама просто стала присылать телеграмму и подарок – не очень дорогой. Алиса первое время писала письма и на праздники отправляла сестре веселенькие открытки с зайчиками и маргаритками. В письмах она подробно перечисляла, какие у нее есть замечательные игрушки, куда они с мамой ездили отдыхать и какой потрясающей красоты платье купили ей на Новый год.
Анфиса внимательно читала письма, вежливо отвечала и аккуратно складывала их в коробочку из-под шоколадных конфет «Руслан и Людмила». Сестре она никогда не завидовала.
Шли годы, Анфиса училась ровно, ничем особенным не выделяясь из массы сверстников, папа заботился о ней, как мог. Жили скромно на его небольшую зарплату, денег мама не присылала. Она и подарки-то перестала присылать, и Алиске надоело писать письма, потому что ей купили компьютер. У Анфисы же его долго не было, как и мобильного телефона и многих других необходимых вещей.
Она не имела бы никаких известий о сестре, если бы не Лидка Федоскина. Лидка жила с ними в одном доме и когда-то давно, еще в начальной школе, дружила с Алисой. Когда им было по шестнадцать лет, Лидкин папа неожиданно пошел в гору и его перевели в Москву. Сначала там возникли какие-то проблемы с квартирой, и мама с Лидой и ее маленьким братиком жили на два дома, потом Лида стала приезжать одна – навестить бабушку. Ей было скучно со старушкой, и она пользовалась любым поводом, чтобы повидаться со старыми друзьями. Там, в Москве, Лидка вновь стала общаться с Алисой, причем, как подозревала Анфиса, инициатива исходила от настырной Лидки, а не от сестры.
Так или иначе, Лидка со вкусом пересказывала Анфисе все московские новости. Алиска живет очень хорошо, ее отчим продолжает работать в Министерстве, он богатый и очень влиятельный человек. У Алиски есть все, о чем может мечтать девушка, а по достижении восемнадцатилетия отчим обещал подарить машину. Алискина мать выглядит едва ли не моложе собственной дочери, занимается исключительно своей внешностью, много ездит по курортам.
Анфиса слушала Лидкину болтовню вполуха, но иногда та рассказывала кое-что интересное.
В последнем, одиннадцатом классе у Анфисы вдруг ужасно заболела левая рука. Сначала было легкое покалывание, как бывает, когда конечность отлежишь, потом рука стала ныть, потом прочно угнездилась в ней тупая, тягучая боль. Ночами Анфиса не спала, баюкала руку, как ребенка, пила анальгин – ничего не помогало. Встревоженный отец потащил ее по врачам. Хирург долго щупал руку и пожимал плечами – с его стороны все было в порядке. Снимок ничего не показал.
Невропатолог долго разглядывал снимок, потом назначил еще один, более сложный, пришлось ехать в другую поликлинику, на другой конец города, и все зря, потому что этот снимок тоже ничего не показал. По прошествии месяца Анфиса притерпелась к боли, но ничего делать этой рукой не могла. Врачи разводили руками.