Потусторонний. Книга 2

Погуляй Юрий Александрович

В лучших традициях Грайбая Белого, учившего меня драться. Сабля у Обухова была хорошая, лежала в руке как литая. Я стальной мельницей заставил противника попятиться, но затем специально остановил атаку, подмигнул, увидев в глазах Надира нотку ужаса.

Он точно не ожидал такого напора. Полагал, что драка будет лёгкой. Так что демонстрация моих возможностей пришлась кстати. Каримов занервничал. Выставив саблю перед собой, он медленно пошёл влево. Я терпеливо ждал, опустив оружие так, чтобы острие было у самой земли.

—

Зассал? — вдруг спросил Надир. Дёрнулся, имитируя атаку. Но я видел как он ставит ноги, из такого положения не ударишь, поэтому даже глазом не моргнул. А когда Каримов, всё же, решился на атаку, то моё лезвие коротким ударом вспороло ему предплечье. Я ушёл в сторону на ударе, обернулся и снова замер в исходной позиции.

Правый рукав противника стал темнеть. Каримов перехватил саблю левой рукой, морщась от боли. Я сделал небольшой выпад, и Надир слишком уж далеко отпрыгнул в сторону. У-у-у, приятель, всё. Поплыл.

— Это не девиц избивать по клубам, да? — спросил я у него. Он ощерился, и пошёл в атаку. Голубое пламя вновь охватило клинок, но теперь оно срывалось со стали на каждом замахе. Возмущённо воскликнул Кривенко, но правил Надир не нарушал, поэтому застигнутые врасплох свидетели благоразумно укрылись, дабы не попасть под горячую руку поединщиков.

Я был готов к подобному ходу, и поэтому тут же двинулся по кругу, уходя с траектории снарядов. Обжигающие удары магии шипели на стволах деревьев. С шумом листвы повалилась где-то сзади огромная кленовая ветвь.

Добавив себе скорости, я поймал Каримова на ещё одном неаккуратном шаге и на этот раз подрубил ему голень. Надир споткнулся, схватился больной рукой за ногу, всхлипнул. Я же взмахнул саблей, легко прокрутив её в кисти. Драка, в целом, закончена. Грайбай вряд ли бы был доволен таким боем. Скорее всего даже досматривать бы не стал после первого ранения. А потом ещё бы одарил подзатыльником за то, что бесцельно трачу время.

Но то в дуэлях за монеты важно. Сейчас же суд чести. Здесь можно и покрасоваться.

Надир попытался атаковать ещё раз, бросившись вперёд с криком. Раненая рука выплеснула ледяную саблю, кроваво-красную. Я расколол её сталью, а затем с разворота отсёк горе-дуэлянту здоровую руку. Не слишком ли жестоко получается?

— Мы закончили? — спросил я у скулящего на земле Каримова.

— Не надо. Пожалуйста, — прохрипел он. Глаза перепуганные, выпученные. Кровь из отрубленной кисти хлестала толчками.

Да, не надо. Я сел на корточки рядом, глядя на поверженного противника сверху вниз. Действительно, не надо. Не надо лезть на того, кто слабее тебя. Не надо вести себя так, будто бы весь мир принадлежит только тебе.

Много чего не надо. Но, безмерное безвременье, чего мне его опять жалко-то? Будто ребёнка побил.

— Пожалуйста… — страдающе повторил Надир, а затем вдруг дёрнулся, выпуская из себя

ещё один ледяной шип. Магический штырь едва не пропорол мне живот. Если бы я не сдвинулся в сторону, то точно бы проткнул чего-то важное. А так лишь задел бок, скотина. Боль ожгла мышцы, я едва ли не зашипел, но сдержался, машинально пронзив саблей горло петербуржца. Теперь жалости не осталось.

В кармане щёлкнул амулет ведьмы. Да ладно, он свой лёд ещё и отравил?

Я отошёл от покойника, прижимая руку к мокрому от крови боку. Обухов уже спешил навстречу с амулетом-лечилкой. Колба хрустнула, разламываясь, на рану пролился тёплый холод (а не омерзительно ледяной, как от шипа Каримова).

Над телом Надира склонился его нотариус. Затем рядом оказался и Кривенко. Отметив что-то каждый у себя, они оттащили тело поближе к берегу и вернулись.

— Господа секунданты, прошу! — заговорил представитель Каримова. — Напоминаю, что если господин Азамат Каримов одержит верх над Андреем Обуховым, то финальный бой состоится здесь же, без промедления. Прошу, господа.

Обухов сбросил пиджак, встал там же, где до этого стоял я. Уверенный, спокойный. В России аристократию испокон веков учат драться на холодном оружии. В реалиях Сопряжений весьма полезная штука.

Ну и на дуэлях может пригодиться.

Азамат Каримов медленно вышел на исходную, то и дело оглядываясь на убитого брата. Остановился, перевёл пустой взгляд на меня.

— Я отрежу тебе голову, — пообещал он мне. — И сделаю из неё ночной горшок!

— Сначала отсеки её мне! — гордо сказал Обухов.

Младший Каримов вступил в бой значительно осторожнее покойного брата. Он был ниже Андрея на голову, но при этом шире в плечах. Эдакая боевая табуретка, ограниченная в скорости, но способная удивить в силе. Перемещался Азамат рывками, чуть ковыляя. Обухов, напротив, двигался плавно, спокойно, уверенно.

А я переживал за княжича, как за маленького, хотя старательно бравировал лёгкой снисходительной улыбкой, стараясь ни на миг не выдать своего волнения. Внутри же меня прямо трясло от мысли, что Обухова может зарубить этот ублюдок.

Ночной горшок его черепу потом святой купелью покажется.

Ладно, Обухов не мальчик. Не мальчик же?

Противники обменивались ложными выпадами или же проверочными ударами, изучая друг друга, но всерьёз пока не дрались. Павел Кривенко улыбался, но глаза смотрели серьёзно. А ещё он покусывал губы. Нотариус Каримовых наблюдал за боем отстранённо, хотя тень на его лице тоже была. Одного клиента он уже потерял, а сейчас мог лишиться и второго.

Наконец, Азамат пошёл в атаку. Смешно притоптывая правой ногой и размахивая саблей. Обухов сдвинулся вправо, отбивая удары. Сталь с лязгом высекала искры в точке где клинки встречались друг с другом.