Потусторонний. Пенталогия
Шрифт:
Гереро, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, внимательно уставился на мужчин, ожидая, что они скажут. И то как начался разговор, слегка его успокоило и подарило надежду, что скорее всего убивать его не станут.
Альберт Голдштейн, достал из кармана старинную курительную трубку и скрупулёзно принялся набивать ее табаком. Начинать разговор никто не спешил, эти двое все поглядывали на него, пили своё неприлично дорогое виски, курили и молчали.
— Значит, генерал, считаете, что на операции можно поставить крест? — будничным, где-то
— Считаю, — выдавил из себя Гереро, он бы предпочёл вообще не отвечать, потому что знал, какие дальше последуют вопросы. И также знал, что отвечать нужно крайне осторожно, одно неверное слово…
— Знаете, сколько денег и ресурсов мы вложили в эту операцию?
— Знаю, — Гереро невольно стиснул кожаный подлокотник.
— Дело даже её в ресурсах и деньгах, — отмахнулся Голдштейн, — нам непонятно, почему такой профессионал как бы, вдруг решили опустить руки? Мы ведь прогнали местных от исходной точки.
— Это так, — замялся Гереро, — но вероятность того, что проход закроют, всё так же велика. А если Агила вернёт всех агентов и Джонсона, который занимается изучением способа открыть портал обратно, всё это не имеет значения. Исходную точку уничтожат, агентов вернут и мы полностью потеряем возможность попасть в тот мир.
Голдштейн надрывно закашлял и кашлял так долго, что казалось, ещё немного и придётся вызывать врача. Но старик резко прекратил кашлять и, как ни в чём не бывало, причмокивая губами, снова приложился к трубке.
— Все наши агенты, выходит, решили дезертировать и вы не в силах на них надавить? Они не боятся, что вернувшись, получат срок или место на кладбище? — иронично произнёс Голдштейн, выпустив клубы дыма.
— Извините, сэр, но все агенты там находятся неофициально, — осторожно сказал Гереро. — По всем документам они сейчас находятся с миротворческой миссией в Северной Африке. К тому же я уверен, если мы начнём давить на агентов таким образом, Агила отправит их куда-нибудь в Евразию, где агенты, во-первых, попросят политического убежища, а во-вторых, наше секретное задание перестанет быть таковым. Мировая общественность взбунтуется, будет скандал.
— Никто не поверит, — отмахнулся Майерс, — легко выставить их сумасшедшими или какими-нибудь сектантами-наркоманами. Психиатрическая экспертиза, кричащие заголовки в нескольких крупных СМИ, и весь мир будет считать их слова ложью. Но соглашусь с вами, генерал, не стоит на них давить, пусть возвращаются.
Голдштейн вопросительно посмотрел на Майерса, Гереро тоже напряжённо уставился на него.
— Я считаю, — Майерс говорил только с Голдштйеном, — что они нам больше не нужны. Пусть возвращаются к своим семьям, выплатим им компенсации, договор о неразглашении подписал каждый из них, агенты не должны нас опасаться. Напротив, они должны чувствовать себя героями. Но…
Майерс отпил из стакана, сощурился от удовольствия и продолжил:
— Мы будем постоянно приглядывать за ними. Если кто-то из них начнёт болтать лишнее — уберём.
Голдштейн
— Теперь у вас новое задание, генерал, — серьёзным тоном сказал Голдштейн, глядя на Гереро из-под полуприкрытых век, с такой снисходительностью, словно делал генералу одолжение только тем, что говорил с ним.
— Какое задание? — Гереро напряжённо выпрямился.
Майерс усмехнулся и откинулся на спинку дивана, а Голдштейн продолжил говорить:
— Если все как вы говорите и есть вероятность того, что проход могут закрыть навсегда, нам нужно действовать более решительно. Военных и технику уже свозят к исходной точке. У вас неделя на подготовку, а после мы начинаем полномасштабную военную операцию по захвату Хемы.
— Но правительство не позволит… И обратного прохода у нас нет! — Гереро потерял самообладание, что с ним не случалось практически никогда.
Голдштейн обдал его таким уничижительным взглядом, что Гереро сразу нашёл силы закрыть рот и взять себя в руки.
— Мы здесь правительство, — небрежно бросил Майерс. — А обратный проход…
Он махнул рукой, словно эта проблема была настолько несущественной, что и внимания не заслуживала. Голдштейн постучал трубкой по пепельнице, вытряхивая остатки табака, и продолжил говорить вместо Майерса:
— Нам ведь известно, что открыть обратный проход возможно. Значит, находясь там, вы его всё же откроете. Но прежде вы должны устранить угрозу закрытия врат. А значит дестабилизировать ситуацию на Хеме и устранить власть. В отчётах речь шла о том, что проход могут закрыть только Хранители. Император и эта девчонка-азиатка. Убейте их, а лучше возьмите в плен, раз они бессмертные. Главное, нельзя позволить им закрыть проход.
Гереро мрачно смотрел на них. Он не смел возражать, но всё это ему очень не нравилось. Хотя он прекрасно понимал, что выбора у него нет.
Майерс и Голдштейн смотрели на Гереро, видимо, ожидая, что он что-то скажет, а он все молчал и молчал.
— У вас нет вопросов, генерал? — не выдержав, раздражённо поинтересовался Майерс.
— Солдаты не будут знать, что обратно нельзя вернуться? — наконец осторожно спросил Гереро.
— Именно! — с готовностью ответил Майерс.
— Но если мы так и не сможем найти способ открыть обратный проход? Все эти люди будут вынуждены остаться там.
— Нет таких проблем, которые нельзя бы было решить, генерал, — сказал Голдштейн.
— К тому же у вас, генерал, будет стимул решить эту проблему как можно скорее. Потому что вы отправитесь с ними, — Майерс широко улыбнулся. — Вы получите хорошую оплату за эту работу, генерал. Ни вы, ни ваши дети, внуки и возможно правнуки не будут никогда нуждаться. Если вы не вернётесь, эти деньги всё равно достанутся вашей семье. Уже сегодня они поступят на счёт вашей жены, это я гарантирую.
— Я согласен, — сказал Гереро, понимая, что выбора у него нет.