Повелитель блох
Шрифт:
– Черт побери, огня, говорю я, чаю - чудодейственной эссенции!
Тут глаза старухи засверкали, будто слюда, а нос как бы засветился фосфорическим блеском. Она вытащила свою большую черную табакерку, раскрыла ее и с треском втянула в себя здоровенную понюшку. Проделав это, она подбоченилась и заговорила насмешливым тоном:
– Смотрите пожалуйста, графиня, принцесса! да еще отыскалась у кого?
– у бедного переплетчика на Кальбахской улице! да еще падает в обморок на улице! Ого-го, знаю я хорошо, где достают таких разряженных дамочек в ночное время! Хорошенькие штучки, отменное поведение! Привести в честный дом распутную девку, да еще, в довершение греха, чертыхаться
И с этими словами старуха вышла из комнаты и так хлопнула дверью, что все загремело и зазвенело.
Перегринус ломал себе руки в тоске и отчаянии: ни признака жизни не обнаруживалось в незнакомке. Но в ту минуту, как совсем растерявшийся Перегринус нашел наконец склянку с одеколоном и собирался уже осторожно потереть им виски своей дамы, как она вскочила с софы, свежая и веселая, и воскликнула:
– Наконец-то - наконец-то мы одни! Наконец, мой Перегринус, могу я сказать вам, почему я следовала за вами вплоть до жилища переплетчика Лэммерхирта, почему я не могла вас оставить в нынешнюю ночь. Перегринус! выдайте мне вашего пленника, которого вы держите взаперти в вашей комнате. Я знаю, что вы вовсе не обязаны исполнять моей просьбы, что все зависит только от вашей доброты, но я знаю ваше доброе, чуткое сердце и потому прошу вас, милый, добрый Перегрин! выдайте мне вашего пленника!
– Кого, - спросил Перегринус в глубочайшем изумлении, - какого пленника?
– кто может быть у меня в плену?
– Да, - продолжала незнакомка, схватив руку Перегрина и нежно прижав ее к своей груди, - да, я верю, что только великая, благородная душа может отказаться от выгод, которые посланы ей милостивою судьбою, правда также и то, что вы лишаете себя многого, чего вам легко было бы достигнуть, не выдав пленника - но!
– подумайте, Перегрин, ведь вся участь Алины, вся ее жизнь зависит от обладания этим пленником, ведь...
– Если вы не хотите, - перебил ее Перегринус, - если вы не хотите, мой ангел, чтобы я принял все это за лихорадочный бред или чтобы я помешался тут же, на месте, то скажите же мне, о ком вы изволите говорить, о каком пленнике?
– Как, - возразила дама, - Перегрин, я вас не понимаю, уж не хотите ли вы отрицать, что он действительно попался к вам в плен... Ведь я же присутствовала, когда он, в то время как вы покупали охоту...
– Кто, - вне себя закричал Перегрин, - кто это он? Первый раз в жизни вижу я вас, сударыня, кто - вы? кто - этот он?
Но тут подавленная горем незнакомка упала к ногам Перегрина и возопила, заливаясь горючими слезами:
– Перегрин, будь человечен, будь милосерд, отдай мне его!
– отдай мне его!
А господин Перегринус кричал, перебивая ее:
– Я сойду с ума - я помешаюсь!
Внезапно незнакомка вскочила. Она казалась теперь гораздо выше, глаза ее метали молнии, губы дрожали.
– А, варвар!
– воскликнула она в исступлении.
– Ты лишен сердца - ты неумолим - ты хочешь моей смерти, моей погибели - ты не отдаешь мне его! Нет - никогда - никогда - о я несчастная - я погибла - погибла.
– И она бросилась вон из комнаты, и Перегрин слышал, как она сбегала по лестнице и ее пронзительные вопли раздавались по всему дому, пока внизу громко не хлопнула дверь.
Тогда воцарилась мертвая тишина, как в могиле.
ПРИКЛЮЧЕНИЕ ВТОРОЕ
Укротитель блох.
– Печальная судьба принцессы Гамахеи в Фамагусте.
– Неловкость гения Тетеля
– Прекрасная голландка и странное приключение молодого Георга Пепуша, бывшего иенского студента.
В то время во Франкфурте находился человек, занимавшийся престранным искусством. Его называли укротителем блох на том основании, что ему удалось, разумеется не без затраты величайшего труда и усилий, приобщить этих маленьких зверьков культуре и обучить их разным ловким штукам.
С великим изумлением зрители наблюдали, как на гладко отполированном беломраморном столе блохи возили маленькие пушки, пороховые ящики, обозные фургоны, другие же прыгали подле с ружьями на плече, с патронташами за спиной, с саблями на боку. По команде укротителя выполняли они труднейшие эволюции, и все это казалось и веселей и живей, чем у настоящих больших солдат, потому что маршировка состояла в изящных антраша и прыжках, а повороты налево-направо - в ласкающих глаз пируэтах. Все войско обладало удивительным апломбом, а полководец казался в то же время и искусным балетмейстером. Но, пожалуй, еще красивее и удивительнее были маленькие золотые кареты с упряжкой в четыре, шесть и восемь блох. Кучерами и лакеями были еле заметные для глаза золотые жучки, а что сидело внутри карет, того нельзя было и различить.
Невольно вспоминался при этом экипаж феи Маб, который славный Меркуцио у Шекспира в «Ромео и Юлии» так прекрасно описывает, что можно заподозрить, не катался ли этот экипаж не раз по его собственному носу.
Но только при обозрении стола в хорошую лупу искусство укротителя блох обнаруживалось в полной мере. Тогда только изумленному зрителю открывалась вся роскошь и изящество упряжи, тонкая отделка оружия, блеск и чистота мундиров. Казалось совершенно непостижимым, какими инструментами пользовался укротитель блох, чтобы с такой чистотой и пропорциональностью изготовить некоторые мелкие подробности, как, например, шпоры, пуговицы и т. д., и рядом с этим казалась уже сущим пустяком мастерская работа портного, состоявшая, ни много ни мало, в том, чтобы сшить для блох по паре рейтуз в обтяжку, - причем труднейшей задачей была, конечно, примерка.
Так велико было стечение публики, что целый день зал укротителя блох был переполнен любопытными, которых не смущала и высокая входная плата. Но и по вечерам посетителей было много, даже, пожалуй, еще больше, так как тогда приходили и такие лица, которых даже не столько забавляла вся эта тончайшая работа, сколько повергало в изумление другое изделие укротителя, снискавшее ему особое внимание и уважение естествоиспытателей. Это был ночной микроскоп, который, как солнечный микроскоп днем, подобно волшебному фонарю, отбрасывал на белую стену изображение предмета с такой ясностью и отчетливостью, что не оставалось желать большего. Кроме того, укротитель блох торговал еще прекраснейшими микроскопами, за которые ему охотно платили большие деньги.
Случилось, что один молодой человек, по имени Георг Пепуш - благосклонный читатель скоро ближе с ним познакомится, - возымел раз желание посетить укротителя блох поздно вечером. Еще на лестнице донеслась до него перебранка, которая становилась все громче и громче, пока не разразилась наконец дикими криками и беснованием. Только что собирался Пепуш войти, как дверь зала с треском распахнулась, и в дикой сумятице, с бледными от ужаса лицами, устремилась на него толпа людей.
– Проклятый колдун, чертово отродье! в суд на него подам! вон его из города, обманщика, шарлатана!
– кричали они, перебивая друг друга, в паническом страхе спеша выбраться вон из дома.