Повелитель Ижоры
Шрифт:
Первым его увидел Корби. Шагнул навстречу, радостно протянул руку, но пришелец не стал ее пожимать. Вместо этого он облапил рослого командира дружинников и оказался выше того на полголовы. Похоже, они были давно знакомы – и еще Филу показалось, что суровый карел сильно подрастерял свою суровость. Высокий парень что-то шепнул Корби на ухо, дружески пихнул в бок и из-за его плеча почтительно обратился к Ингвару:
– Привет тебе, мой конунг. Скоро доехали.
Говорил он по-русски, без здешнего чухонского акцента, но все равно как-то чудно.
– Привет,
– Мало есть, – проговорил тот, кого назвали Власиком.
– Не взыщи. Порядок такой. Каково на рубеже служится?
– Маетно, – пожал широкими плечами парень. – Утром веселее будет. Но не ранее восхода. Варяги ниже порогов некое время стояли, струги чинили. По реке, мыслимо, пойдут на веслах. Три лодьи. На румах по дюжине гребцов. Больше на целый день никого.
Они переглянулись. Ингвар подмигнул Власику:
– Ну, добро тебе. И знакомьтесь: это ярл Филипп. Мой сын. А это Властислав, он родом из Пскова. Был командиром гвардии, но сейчас уже вырос, как видишь… первый боец был на деревне. Наставник нашего храброго Суолайнена.
Корби смущенно улыбался.
Его предшественнику дозволялось многое: он обхватил Фила за плечи, хлопнул по загривку, неловко пожал руку. Оглянулся на Ника: того тоже представили (Ник покраснел от удовольствия).
– Так. Ладно, – сказал Ингвар. – Значит, до утра время есть. Дети, погуляйте пока что… а вы, господа Корби и Власик, со мной. Пройдемся, обсудим план действий…
Тут он обернулся к остальным:
– И никакого сегодня пива. Поняли?
«Филик», – толкнул меня кто-то и вытолкнул из сна.
– Ты чего, блин? – Я вытаращил глаза: Ник сидел рядом и держал меня за руку. А другой зажимал мне рот. – Ты охренел, что ли? (Это я произнес уже шепотом.)
– Тихо, тихо, подожди, – шепнул он.
Он переполз поближе и улегся рядом. Его дурацкая черная челка щекотала мне ухо.
– Да говори уже, – я повернулся к нему, чтобы читать по губам: рядом похрапывал великий конунг Ингвар (нет, я все никак не мог привыкнуть звать его отцом – особенно наедине со своими мыслями).
– Они говорили про тебя.
Надо отдать Нику должное: он начал с главного. Я сразу понял, о ком он. Что-то наши полководцы там обсуждали. Значит, и меня тоже? Отлично.
– Корби говорил: молодой ярл, ты то есть, может не выдержать крови. Может сорваться.
– Не сомневаюсь, что он так говорил.
– А Ингвар на это только засмеялся. Он сказал: пусть молодой ярл тоже узнает цену золота.
– А Власик что сказал?
– Он сказал – ты непременно забоишься… Ты же из мирной земли, войны никогда не видел… А Ингвар опять засмеялся. Почему же не видел, – сказал. – Он же визионер. Тут Власик попримолк, видно, удивился. И они начали говорить, кого на какой катер ставить… я тут ушел.
Я полежал, подумал. А потом мне отчего-то стало весело.
– Ну а зачем ты мне-то это все рассказываешь? –
– Фил… Может, мы вернемся?
– Ты – опять?
– Нет, Фил, я прошу тебя, послушай. Можешь ты послушать? Мы украдем у Ингвара ноутбук… Включим этого Перуна и исчезнем отсюда. Ты же хотел увидеть отца? Ну и увидел. Если захочешь, ты ведь теперь всегда сможешь повидаться с ним… Но не надо играть в его игры, Фил. Это опасно. Тебя могут убить. Или ты сам…
– Ты трус, – оборвал я его. – Я все понял. Ты просто трус.
– Я не трус. Просто я думал, тут свобода. А тут… то же самое, что и у нас. Деньги и бандиты. И эти девчонки несчастные.
– С чего это они несчастные?
– Ты еще не понял? Ты не обижайся, но твой отец – просто…
Я хотел что-то сказать, но тут мой отец, конунг Ингвар, пошевелился в своем спальнике, всхрапнул и перевернулся на другой бок. Мы с Ником перестали дышать. Я видел в темноте его бледную физиономию, челку и блестящие глаза. Потом он тихонько вздохнул.
– Не ходи с ними завтра, – беззвучно попросил он.
– Ерунда. Все это не по-настоящему. Это же параллельное прошлое. Чего ты боишься?
Ник глядел на меня несколько мгновений, а потом отвернулся.
– Завтра на берегу останешься, – пообещал я.
– Я не об этом…
– Зато я об этом.
«Трус, – думал я про него. – Конечно, трус. И не трахался еще ни разу. Что это он там про отца говорил? Завидует, конечно. И мне завидует».
Размышляя об этом, я даже не заметил, как уснул снова.
Мерный плеск весел далеко разносился над молочно-белой гладью реки. Потом туман рассеялся, и на стремнине один за другим показались варяжские корабли.
Эти длинные лодьи (еще их, кажется, называли дракарами) были узкими, остроносыми, с острой же кормой. Снабженные окованным медью килем, обшитые внахлест гнутыми сосновыми досками, пропитанными дегтем и смолой, они были крепкими и достаточно маневренными, когда шли не под парусом, а на веслах, как сейчас (по двенадцати с каждого борта). Палубы у них не было; лишь на корме и на носу имелся дощатый настил, под которым были устроены укрытия от дождя и ветра. А чтобы лодьи под парусом не валило и не заливало волной, в самый низ, к днищу, вместо балласта загрузили золотые монеты и серебро в слитках. Это была плата за верную службу князю Бориславу.
Мускулистые, голые по пояс, бородатые гребцы, сидя попарно на скамейках-румах, по счету кормчего ворочали взад-вперед длинными веслами. Настоящие викинги никогда не сажали на румы рабов. Они гнули спины сами, сменяя друг друга, и могли без отдыха преодолевать огромные расстояния – лишь бы не иссякала вода в бочонках.
Но эти дракары шли медленно: они были тяжело нагружены.
– Все готовы? – негромко спросил Корби.
Парни кивнули.
Фил сжимал в руках легкий автомат «узи». На поясе у него висел черный финский нож. Он побледнел и закусил губу. Готов ли он? Да, конечно, готов. Сын конунга не может быть не готов.