Повелитель крыс
Шрифт:
Грифон какое-то время лениво шевелил когтями возле глаз Терезы, затем поднял лапу повыше и стал теребить ее волосы. Вечная ухмылка, запечатленная на каменной морде Фроствинга, стала шире.
Когти грифона вонзились в щеку Терезы.
По лапе чудовища потекла кровь. На белой щеке Терезы залегли три глубокие влажные алые борозды. Раны были неглубоки, но жестокость грифона возмутила Григория до последней степени. Сам не зная, как это у него получилось, он высвободился из сковывавшего его ступора. С губ его сорвались слова на непонятном ему языке, которым
Фроствинг бочком отодвинулся от застывшей в неподвижности Терезы. Отогнал его не страх — нет, скорее, боль. Григорий это почувствовал. Тем не менее каменный демон сохранял самоуверенность и ухмылялся, невзирая на полученный удар.
— Славно, славно, дорогушенька Григорий. Ты просто молодчина, честное слово! Замечательно у тебя получается, но только не забывай, что властвую над тобой я, и никто другой! Попробуешь встать на сторону тупиц — тебя постигнет их жалкая участь!
Григорий, вне себя от ярости, вновь произнес заклинание на странном языке, но грифон покачал головой и расправил крылья, словно собрался взлететь. Однако не таков был Фроствинг, чтобы оставить последнее слово за Николау.
— То, что я делаю, я делаю только потому, что ты меня об этом просишь, дорогуша Григорий, и ни по какой иной причине! Можешь ненавидеть меня самой лютой ненавистью, но тогда научись ненавидеть и самого себя. Это твой единственный шанс, если он у тебя вообще есть…
Он не стал отбирать у Григория воспоминаний, не украл ни частицы души. Он просто исчез бесследно, как и не было его.
Краткую тишину нарушил дикий крик.
Григорий очнулся и обнаружил, что лежит на диване. Он заморгал, пытаясь понять, в чем дело.
Второй крик разбудил его окончательно. Он донесся из спальни Терезы.
Григорий вскочил и бегом бросился к соседней комнате, толкнул дверь, на ходу сотворил яркий огонек, мгновенно рассеявший тьму.
Тереза сидела на кровати.
Ее лицо, руки, ночная рубашка и даже подушка были в крови. Крови было немного, но смотреть на Терезу было страшно. На ее щеке алели три рваные раны.
Она смотрела на Григория широко открытыми глазами.
— Грифон… — прошептала она сдавленно. — Там был ты… и грифон по имени Фроствинг.
XII
Вот так и вышло, что в конце концов Григорий Николау все-таки вынужден был рассказать Терезе Дворак всю правду.
Он поведал ей о веках своих странствий, о том, как сколачивал громадные состояния и вкладывал их в определенные предприятия, основываясь на богатейшем жизненном опыте, о том, как порой просто-напросто зарабатывал деньги своим горбом. А потом он рассказал Терезе о грифоне и магии.
Они разговаривали, не опасаясь разбудить и тем рассердить соседей Терезы. Григорий предусмотрительно позаботился о том, чтобы никаких необычных звуков из ее квартиры не доносилось, так что никто и не слышал ни криков, ни злорадного смеха грифона.
—
— Отдельные воспоминания, но похитил их он уже так много, что моя память стала похожа на головоломку, половина кусочков от которой безвозвратно утрачена.
Григорий сидел на краешке кровати Терезы. Он уже успел, пользуясь магической силой, залечить ее раны так, что от них не осталось и следа, а потом Тереза ушла в ванную и долго-долго смывала с себя пережитые страхи. Вернулась она из ванной с чуть не досохшими волосами, но переодевшаяся, и сумела благодарно улыбнуться Григорию. Раны на ее лице зажили только снаружи, но большего Григорий сделать не сумел.
— Время похитило столько других воспоминаний, что их тоже можно считать украденными.
— А ты помнишь его первое появление?
— Видимо, это как раз и было одним из первых украденных им воспоминаний. Ты должна понять, Тереза, что для Фроствинга нет большего наслаждения, чем мое замешательство и мучительные раздумья. — И тут Григорий понял, что последний визит грифона прошел иначе, чем все предыдущие. — Впервые он ничего не отнял у меня… хотя, конечно, я могу ошибаться.
Но нет, он понимал, что не ошибается. Все воспоминания остались нетронутыми. На этот раз сомневаться не приходилось.
— Боже мой… — прошептала Тереза уже не в первый раз. Она сидела на диване, крепко обхватив руками колени. — Столько веков подряд не знать, зачем он это делает, не представлять, когда именно он отнимет у тебя то, что ты сумел сберечь, не знать, чем это все закончится… Я бы уже давно с ума сошла.
Григорий поджал губы.
— Он не даст мне сойти с ума. Это одно из главных правил в его игре. Я всегда должен пребывать в здравом рассудке и четко сознавать, что со мной происходит.
Ему вдруг ни с того ни с сего припомнился небольшой городок под Берлином. Кажется, он назывался Цехлин. Кроме названия, Николау о нем не помнил ровным счетом ничего. Он даже не знал, в каком веке попал в этот городок. Такого рода «оборванных» воспоминаний у Григория было хоть пруд пруди, но Цехлин по какой-то причине что-то значил, что-то большее. Стоило Николау задуматься о сумасшествии — и на ум сразу приходил Цехлин.
— Он ни за что не даст мне улизнуть в область безумия. Оно для меня — недостижимая мечта.
— И как это все началось, ты не представляешь?
Вопрос Терезы напомнил Григорию о том, как закончился последний визит Фроствинга.
— Теперь это не совсем так. Я должен кое-что узнать о том, какая сила стоит за тем, что происходит в доме… и за самим Фроствингом. Видимо, его повелитель — та сила, что правит всем этим, — некогда был мне знаком.
Тереза выпрямилась.
— Не хочешь ли ты сказать, что в доме может прятаться колдун, которому от роду несколько сотен лет? Да ведь дом выстроен в начале века.