Повелитель снежный
Шрифт:
Больно и горько от слов этих было мне!
И голос любимый замолк, словно тоже прислушивался к тому, что кузнец за спиной моей кричал надрывно, всю свою ненависть вкладывая.
Слышала я, что про нас говорили…как шептались люди, как косились на меня, когда мимо них я проходила. Вот только впервые услышала это так громко и тяжело, что вся душа моя кровью обливалась…
И ведь правду говорил кузнец…про гибель людей не знаю, а про то, что не было таких больше в деревне, как я - с волосами черными, как крыло ворона,
Все говорили, что я копией матери своей была, а она в кого родилась такой, когда мои бабушка и дед были с каштановыми волосами и глазами серыми?...
– Дочка, что с тобой?
– ахнула бабушка, когда я домой ввалилась, дрожа от слез невыплаканных и того, что голос снова притих и затаился, а я смотрела на нее и понимала, что ничего я не узнаю, сколько бы не рыдала, и как бы не умоляла сказать мне.
Сколько раз уже было такое?
Не скажет бабушка того, что тайной сокрыто, поэтому я лишь вздохнула, устало на кровать свою в углу домика нашего ложась:
– Ничего, бабушка…всё пройдет и это пройдет.
Нахмурилась она, подходя ближе и громко охнув, когда увидела, как на руках моих синяки проступают.
Пришлось рассказать ей, как поджидал меня сын кузнеца и что поговорить о чем-то хотел, да только я испугалась его напора, потому вырвалась и убежала, а синяки на мне так и остались. А к утру их еще больше станет, это я уже точно знала, так как боль чувствовала.
Выслушала меня бабушка со странными чувствами.
То хмурилась и шептала проклятья, то почему-то едва сдерживала улыбку и глаза ее начинали блестеть лукаво и как-то…испуганно. Словно сказать мне боялась о том, что на уме у нее было.
Да только что на уме, то и на языке будет, когда, помолчав, словно подыскивая слова верные, она все таки сдержанно выдохнула, почему-то положив свою ладонь на мою прохладную руку:
– Болит душа кузнеца за тебя, Дарина. Не спроста болит. Ты бы видела только, как он искал тебя, когда все думали, что утонула ты. Он бы и сам вслед за тобой утонул…любит он тебя.
Я лишь поморщилась, не понимая радости бабушки и в глаза ее вглядываясь пристально, словно пыталась увидеть тайну очередную, от моего ума сокрытую:
– Разве любовь это, бабушка? Разве захочешь любимому своему человеку боль причинять? Разве слова грязные говорить в спину ему будешь?...
– Да много ли ты сама о любви знаешь, глупая? – улыбалась бабушка, принявшись по голове меня гладить и косу мою черную расплетать, - Разная любовь бывает. Да только когда она боль причиняет вместо радости, то человек, словно зверь раненный становится…
Промолчала я, опустив ресницы свои черные, а про себя подумала, что нет такой любви, которая заставит человека издеваться над любимым.
Неужели я ее не знала?...
Как же тогда не спала ночами долгими в томлении и ожидании только одно – звука голоса его,
Как же душа моя трепетала от каждого его слова ласкающего, аж заходилась вся, словно ощущала я, как он меня касается – бережно и ласково – даже если рядом его не было?
Как же не могла увидеть другой красоты, кроме его душевной в людях других, кого считали самыми красивыми на свете этом?
Если не любовь это была, то что же тогда?
Разве не испытывала я боли оттого, что Повелитель мой снежный не рядом со мной всегда?
Но хотела ли сделать ему от этой боли больнее? Нет!
Поэтому не понимала бабушки своей, когда она продолжила тихо и вкрадчиво:
– Хороший парень он, дочка! Любить тебя будет до беспамятства, рядом с ним будешь в достатке жить, горя не знать…посмотри, как по нему девушки сохнут, неужели не нравится тебе он?
– Пусть им нравится. Пусть они за него замуж выходят и горя не знают, а мне такой любви не надо!
– шикнула я, отворачиваясь спиной к бабушке и подминая под головой подушку, лишь слыша, как бабушка вздохнула тяжело и обессилено как-то, посидев еще какое-то время, а потом тихонько ушла на свою кровать.
Больше эту тему я не давала возможности поднимать, сколько бы она не старалась.
И к Тайке ходить перестала, чтобы никого случайно на пути больше не встретить!
Занималась хозяйством, да ждала своего ненаглядного…вернее, долгожданного.
С октября колени мои дрожали, когда утрами вскакивала и видела на подоконнике легкий иней, словно легкие еще неслышные шаги Повелителя снежного, и, пока не видела бабушка, гладила кончиками пальцев белесые разводы на стекле, улыбаясь им и не находя слов от счастья моего скорого.
Каждую ночь сердце мое стучало и никак успокоиться не могло, когда я себя спать заставляла, но так волновалась сильно, что получалось не сразу!
А я все переживала, что времени у нас мало останется, что рассвет придет скорый на расправу, а я не успею речей его ласковых наслушаться!
Не успею вдоволь сладости его вкусить, обласканная каждой буковкой!
И вот, когда первый снег робко и легко укрыл уставшую за лето и благодатную осень землю, что выдохнула облегченно и глубоко, словно укрытая вуалью кружевного сна, пришло и мое время волшебное и долгожданное.
Весь день я была своя не своя, того и выбегая на улицу, пока не видела бабушка, словно могла бы увидеть его следы на белом снеге, зная, что ночь будет моя и он будет мой.
И снова никак не могла уснуть никак, всё крутилась и пыталась свое колотившееся сердце успокоить, все молила время остановиться, чтобы ночь была длиннее и дала больше возможности послушать его голос невероятный!
– …скучала ли по мне, моя драгоценная?...
Даже во сне ахнула я, чувствуя, как кончики пальцев моих прохладных трясутся!