Повелительница снов
Шрифт:
Он закупал все это и многое другое в разных местах и в разное время, и лишь голову покойника, казненного на центральной пощади, пришлось ждать довольно долго. Не так уж часто император устраивал публичные казни, предпочитая использовать зелья, изготовленные его «Великой ученостью». Собственно, охота за этой головой и подвела несчастного Намо.
То ли он предложил палачу недостаточную цену, то ли по какой-то другой, неизвестной Намо причине палач выдал его одному из дознавателей императора, и в день покупки Намо был арестован, что называется, с поличным.
К счастью, его не отправили немедленно в пыточные подвалы дворца, где производились дознания обычных преступников, а заточили в одной из секретных
Этот тридцатилетний правитель, слишком рано взошедший на престол после внезапной смерти отца, отличался безжалостностью к своим врагам и не брезговал никакими средствами для достижения собственных целей. Намо хорошо помнил, что незадолго до смерти старого императора один из приближенных Евлампия, тогда еще принца Евлампия, закупил у него сильнодействующее зелье, а когда вскоре после этого император заболел и внезапно умер, Намо с ужасом понял, какая судьба его ждет — таких свидетелей не оставляли в живых…
Но время шло, и, казалось, недавно коронованный император забыл о своем ученом, оказавшем ему такую важную услугу. Целых два года, вплоть до сегодняшнего дня, Намо по утрам благодарил бога за то, что проснулся живым. Это и было главной причиной, побудившей его обратить свои взоры к древним свиткам, которые могли ему помочь вызвать дьявола…
Но этот путь привел его в темницу. На первом допросе «его учености» присутствовал сам император.
Он восседал в кресле с высокой спинкой, специально поставленном в пыточной камере по такому случаю. Несчастный Намо, пока только привязанный к дыбе и еще не подвергнутый допросу с пристрастием, торопливо и подробно отвечал на вопросы следственного пристава, изредка бросая отчаянные затравленные взгляды на орудия пытки, в изобилии разложенные на столе. Он ничего не знал о существовании этой камеры, предназначенной для допросов особо опасных преступников. Обычных преступников отправляли вниз, в подвалы, и больше их никто не видел, но тех, кем интересовался сам император, допрашивали здесь.
На широкой скамье, рядом с орудиями пыток, лежала голова покойника, доставленная сюда в качестве вещественного доказательства.
Поскольку императора больше всего интересовало, для чего Намо понадобилась эта голова, судебный пристав, проявляя максимальное рвение в присутствии его высочества, уделял все свое внимание именно этому вопросу и уже не раз порывался приступить к пыткам, поскольку ответы Намо казались ему обычными увертками. И только брезгливый отрицательный жест Евлампия заставлял пристава воздерживаться от радикальных методов. Намо отлично понимал, что его уже ничто не спасет. Именно поэтому объяснения «ученого» о сложных медицинских опытах, для которых ему понадобилась человеческая голова, выглядели неубедительно.
В конце концов Евлампию надоело ждать, и, властным жестом отослав прочь палача и дознавателя, он остался один на один с привязанным к дыбе заключенным.
— Я знаю, для чего тебе понадобилась голова. Как я понимаю, ты решился наконец приступить к опытам по оживлению покойников.
Услышав это обвинение, Намо задрожал от ужаса, поскольку вызов дьявола по сравнению с этим преступлением выглядел детской забавой. Между тем император, вперив в Намо суровый взгляд и истолковав его трепет как подтверждение своих слов, продолжал:
— Тебя должны казнить за это. Но отец перед смертью дал мне одно очень ценное наставление: любое начатое дело должно быть доведено до конца. Поэтому я решил дать тебе шанс и не прерывать пока твою никчемную жизнь. Больше того, если твой опыт увенчается успехом, я тебя помилую.
Намо не верил собственным ушам. Древний свиток, описывающий процедуру оживления,
Взглянув еще раз на стол с орудиями пыток, Намо понял, что муки, угрожающие ему прямо сейчас, могут оказаться намного страшнее неопределенной кары за попытку оживить покойника.
И даже если древний свиток солгал и опыт не увенчается успехом, это даст ему хоть какую-то отсрочку от немедленной мучительной смерти.
— Я сам буду присутствовать при твоих опытах, — добавил император. — Ну как, ты согласен?
Сил у Намо нашлось лишь на то, чтобы молча кивнуть и пролепетать, что ему могут потребоваться для ритуала различные предметы.
— Тебе помогут их приобрести. Начинай подготовку сегодня же и сообщи мне, как только все будет готово. Я приставлю к тебе специального человека. Он будет даже спать вместе с тобой, не надейся меня обмануть.
— Я и не думал, Великий! Но я должен знать уже сейчас, кого именно придется мне оживлять.
— Лорда Кренга.
— Разве он умер?
— Нет. Но вскоре умрет. Ты сам определишь день, когда это должно произойти.
Оставшись один и придя немного в себя после пережитого ужаса, Намо задумался над тем, для чего императору понадобилось превращать в покойника человека, которого он затем собирается оживить. Объяснение здесь могло быть лишь одно: императору необходимо узнать от Кренга нечто настолько важное и тайное, чего не могли бы вырвать из этого человека никакие пытки. Зомби не умеют лгать. Но, если эта догадка верна, он, Намо, также станет обладателем этой страшной тайны, и его шансы на жизнь уменьшатся настолько, что об этом лучше не думать. Чтобы хоть ненадолго забыть о своей печальной участи, Намо весь отдался работе, и вскоре все было готово к страшному эксперименту.
Воля императора должна была воплотиться в действии, одна мысль о котором заставляла шевелиться волосы на голове «ученого».
Сверив дату с астрологическими таблицами, Намо определил, что ритуал должен состояться в полночь с четверга на пятницу, тринадцатого Урожана, и откладывать это событие дальше было уже невозможно, поскольку после этого дня шли целых пять неблагоприятных лет.
Оставалось сообщить императору день, когда должен был умереть один из его приближенных. Яд в этом случае не годился. Он мог испортить тело покойника и сделать его непригодным для оживления.
Намо не знал, кто из убийц императора умертвит Кренга, его это не касалось. Лорд Кренг умрет от ножа в назначенный день — это все, что ему следовало знать. У него хватало собственных хлопот и проблем.
Прежде всего — пентаграмма. Малейшая ошибка в ее сложном рисунке могла привести к неудаче, и Намо чертил и перечерчивал ее раз десять, пока не убедился в полном соответствии начертанного со старинным пергаментом.
По углам трехметровой пентаграммы, занимавшей большую часть пола в тайной комнате его башни, он установил жаровни с магическими порошками, а внутри самой пентаграммы — черные свечи, сделанные из сала морского дьявола. Кроме всего этого, требовалась очень сложная конструкция, изготовленная по его заказу и установленная на крыше башни. От нее к столу, поставленному в центре пентаграммы, шло множество проводов со специальными зажимами, которые Намо собирался укрепить на теле покойного. Небесный огонь играл в ритуале самую важную роль, и Намо молил бога о том, чтобы тот послал в эту ночь грозу. Впрочем, он не ограничился одними молитвами и обратился к придворным колдунам. Любая его просьба исполнялась теперь мгновенно, и специальный человек, приставленный к нему императором, ходил за ним по пятам словно тень.