Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)
Шрифт:
Это был строгий и взыскательный экзамен, и его выдерживали далеко не все.
Вплоть до военного министра государства, генерал-майор Каледин настойчиво продвигал свою выстраданную мысль о том, что офицер – основа всего дела защиты Отечества.
«Каков офицер – такова и армия», – говорил он своим воспитанникам.
«Без знающего военное дело в совершенстве офицера, невозможно строительство современной армии.
Если офицер живёт лишь прежним опытом и воспоминаниями прошлого, коль бы они не достойны были, ему нельзя доверять командование войсками в современной войне. Это
От офицера, его способностей, его воли и настойчивости по овладению современными знаниями – зависит успех в бою».
Невиданное дело по тем временам – начальник училища выступил инициатором проведения научно-практической конференции для всего руководства военных училищ Юга России, с обсуждением итогов и уроков войны с Японией.
К этой идее неодобрительно отнеслись как в военном министерстве, так и в руководстве атамана Войска Донского.
Но Алексей Максимович, преодолевая сопротивление чиновников, которые считали, что такая болезненная тема травмирует правящую фамилию, лично Государя и не рекомендовали генералу Каледину даже выступать с этой инициативой, как несвоевременной, упорно двигался к своей цели.
– Голубчик, – горделиво говорил ему генерал от кавалерии Назаров, недавно избранный Войсковым кругом атаманом Войска Донского и утверждённым в этой роли указом Государя, убирая несуществующие пылинки с новых золотых погон, с вензелем и короной, – ну зачем Вам это надо? Породить недоброжелателей? Раздразнить их?
Так они и так беснуются – как же, неукротимый Каледин, да, да, так мне и пишут эти уважаемые старослужащие, как они себя именуют, генералы, и здесь, придя в училище покоя нам не даёт. И нашу ревностную службу Отечеству и Государю не только недооценивает, но и напрямую оскорбляет, уличая в каких-то просчётах, незрелости, слабой военной подготовке.
Он, пружиня ногами в новых лаковых сапогах, подошёл к столу и взял в руки один листок:
– Вот, послушайте, что о Вас пишут: «Пора уже остановить этого выскочку, который недоволен всем, что делалось до него в российском войске.
Он укоряет нас в недопустимо больших потерях в Турецкой и Крымской войнах.
С Божией милостью – не оскудела людьми Россия, бабы ещё нарожают.
Да и не бывает войны без жертв и без крови, а вот глумиться над нами, заслуженными ветеранами – не гоже.
Это подрывает устои порядка, послушания и единоначалия в войсках».
– Вот так, Алексей Максимович.
И уже громче, чем было надо, адресуя свои слова, в первую очередь к своему штабу и челяди, которые во время этого разговора толпились в кабинете атамана, не скрывая гордости и удовлетворения, продолжил:
– Есть, есть, не скрою, и иные письма – от молодёжи. Они на Вас готовы молиться и всё просят перевести к Вам на службу, под Ваше начало.
Но – поостерегитесь, любезный. Так как эта тема… э… очень щекотливая и задевает интересы августейшей семьи. Думаю, что Вам это не добавит спокойствия…
И всё же Каледин, пользуясь поддержкой Великого князя Николая Николаевича, который к нему относился исключительно тепло и сердечно, настоял на проведении конференции.
Событие было знаковое и шумное, его заметила
Выступая с основным докладом, Каледин нажил себе недоброжелателей на всю жизнь, вместе с тем – и учеников и последователей заимел великое множество.
В его докладе прозвучали имена Алексеева, Стесселя, Кондратенко, Куропаткина, Макарова, Витгофта, Рожественского, Ренненкампфа и своего друга и побратима боевого Самсонова.
И если подлинным героям он отдавал должное, призывая их опыту наследовать и развивать его в современных условиях, то в отношении тех, кто повинен был в позоре русского оружия и славы – он был неумолим.
Так, впервые в России, из уст высокопоставленного военачальника, прозвучали суровые слова осуждения отступников и казнокрадов, людей беспринципных и алчных, к которым он в особой мере отнёс Стесселя и Ренненкампфа.
Не знал Алексей Максимович, что уже через несколько лет встретится он с последним и никогда не подаст тому руки за предательство Самсонова в войне с Японией, и уже в этой, которую он всегда называл Великой.
Особому анализу он подверг всю пагубность отсутствия единоначалия на поле брани.
Не оправдывая Алексея Николаевича Куропаткина за непоследовательность, отсутствие твёрдой воли, он, тем не менее, не побоялся укорить и высшее руководство России, до Государя включительно, за то, что вся полнота власти у Куропаткина была лишь четыре с половиной месяца из четырнадцати, пока шла война.
И наделён он был полномочиями Главнокомандующего уже тогда, когда сделать что-либо было невозможно. Было упущено драгоценное время.
И уже на будущее, словно предрекая его, говорил Каледин о единоначальном управлении войсками в будущих сражениях.
Ирония судьбы, но генерал Каледин и здесь остался верен себе – и он предупреждал Государя о том, что ему не надо брать на себя руководство войсками, и не только потому, что государственных проблем гораздо больше, нежели чисто военных, и что Государь должен быть отцом нации и арбитром всех областей государственной жизни.
Да, это очень важно, и об этом Каледин говорил неустанно. Но высшее мужество полководца было в том, что он прямо, без обиняков, показал, что военное искусство – есть одно из самых сложных в человеческой деятельности. Здесь за каждое принятое решение приходится платить кровью, судьбой Отечества. И этому искусству нужно учиться всю жизнь, восходя по всем ступеням армейской иерархии. Самодержец на это не имеет ни времени, ни возможностей.
– И трудно представить, – говорил Алексей Максимович, – что любой человек, не командуя ротой – будет хорошим командиром полка; а не познавший секретов управления дивизией – станет талантливым командующим армией. А уж о руководстве всеми вооружёнными силами государства – говорить просто не приходится. Здесь нужен и талант, и опыт, и воля, и самые передовые знания.
Конечно, слова начальника училища вызвали по всей России настоящий переполох. У него появилось множество сторонников, но не меньше и злых завистников, которые обладали всей полнотой государственной власти и умели плести далеко просчитанные интриги, на которых и добывали себе очередные чины и отличия.