Поверь в любовь
Шрифт:
– Да. Я один.
– И нет дитя, за которое ты в ответе? Ты отрекаешься от своего сына?
Владислав очень ясно увидел Альку, стоящего над его гробом, заливающегося слезами. Он вспомнил свою боль, когда узнал о смерти отца. Теперь почему-то это чувство будто удвоилось.
– Нет. Я не готов, – ответил он. – Он ещё маленький и я ему нужен. Дай мне проститься с братом и Диной.
– Они будут с тобой. Ты сейчас слишком слаб и не останешься один.
Свет стал снова нормальным, не слишком ярким и они поднялись с коленей. Владислав удивленно смотрел на Дину и Валентина. Между ними начала появляться прозрачная стена. Он попытался рвануться через эту стену, но она оказалась очень прочной. Валентин протянул ему руку и сказал:
– Иди,
– Не оставляй меня, – прошептал Владислав и сделал шаг назад.
Ему показалось, что он падает в пустоту, а потом он услышал чей-то крик:
– Сергей Николаевич! У него фибриляция… слабые сокращения… Скорее!
Он так и не пришел до конца в себя. Он слышал всё, что говорят вокруг него, каждый звук, каждое движение, чувствовал каждое прикосновение к себе. Он остался где-то в том светлом помещении и одновременно в реанимационном зале. Он не мог сделать последний шаг и уйти от Валентина. Ему казалось, что его рвут на части. Валентин был всё время с ним. За прозрачной стеной был какой-то другой мир – теплый и светлый, в нем царили гармония и совершенство. Из-за этой стены приходила иногда Дина, её прикосновения были ласковыми и легкими, как дуновение ветерка. Она приходила и уходила, а они оставались вдвоем. Они вспоминали то, что было. Жизнь проходила перед ними, как на экране – всё было на двоих: горе, радость, смех, печаль, удача. И чем больше они вспоминали, тем больше Владислав чувствовал всё за двоих. Сколько прошло так часов, дней или лет он не знал. Они дошли до ТОГО УТРА. И тогда из-за стены пришел отец. Он пришел вместе с Диной, но Дина осталась стоять в стороне, у стены. Отец подошел к ним, ласково улыбнулся и протянул Валентину руку.
– Пора, сынок.
– А я? – Владислав почувствовал холод одиночества сильно, как никогда.
– Влад, ты остаешься. Пойми, сынок, ты сейчас не можешь уйти. Настанет день, мы все встретимся. Но это будет не скоро. Сейчас Вальку пора и тебе пора, – он погладил Владислава по голове, как когда-то в детстве. – Мне жаль, что всё так вышло.
– Мне плохо без вас, – прошептал он.
– Будь сильным. На двоих сил у вас не было, должен был остаться тот, у кого не окончены земные дела. Это был ты. Валик отдал тебе всё, что осталось у него.
– Поэтому я чувствую всё вдвое сильнее?
– Да. И так будет всегда. Так когда-то было и у меня с Даном. У меня совсем не осталось сил жить, пришлось вас доверить ему. Отдать я смог то, что осталось по отношению к вам. Ведь тогда он был в полном порядке. А сейчас, сынок, прощай, – он обнял Владислава и прижал к себе.
– Прощай, отец, – прошептал Владислав.
В последний раз Дина коснулась его лица и ушла. Валентин, как и отец, обнял его. Владислав с ужасом прошептал: «Прощай», и заплакал. Слезы катились по лицу, он не вытирал их, а только смотрел вслед уходящим. Всё заволокло каким-то сумраком, через который стали постепенно проступать очертания стен, потолка, бестеневых ламп и окна. Дышать стало труднее, что-то мешало во рту. Он наконец-то ощутил своё тело, но оно показалось чужим, онемевшим и очень усталым. Владислав попробовал пошевельнуться, но не смог, до того он ослабел. Горло было сухим, как песком ободранным, хотелось пить.
– Пить… – прошептал Владислав и не узнал в хриплом шепоте своего голоса.
То, что началось вокруг него через секунду, можно было сравнить разве что с ураганом. За свою практику он не помнил такой суеты, какая поднялась вокруг. Причины этого он никак не мог понять. Его бывшие подчиненные смотрели на него со смесью страха и восторга. Кроме глотка воды, который он сделал с большим трудом, его ничего не интересовало. Он помнил, что он один. Одиночество стало слишком реальным. Сколько прошло времени, он не знал. Откуда-то появился Дан с усталым осунувшимся лицом. Он постарел на добрых пять лет. Он присел у кровати и смотрел молча на Владислава.
– Дан, –
– Влад, сынок, ты меня слышишь?
– Да. Дан, Валек… Валек умер. И Дина.
– Ты знаешь?
– Да. Я видел их там… – он передохнул. – Их уже похоронили?
– Конечно, сынок. Ведь прошел уже месяц.
– Месяц?! – Владислав был поражен. – Где я, Дан?
– В своей реанимации. Ты был ранен.
– Я помню. Давно я здесь?
– Месяц.
– Почему?
– Ты не приходил в себя.
– Я всё слышал и видел, что здесь было… Я не думал, что прошло столько времени. Тебя я тоже видел.
– Полежи тихо. Тебе нужно набираться сил.
– Где Алик?
– У меня. С ним всё в порядке, не беспокойся. Полежи тихо.
– Сейчас. Что у меня во рту?
– Трубка. Дышал-то ты с перебоями.
– Попроси ребят, чтоб на нос переставили. Мешает.
– Хорошо. Сейчас полежи тихо.
– Не уходи.
– Я никуда не ухожу, – Даниил Александрович взял его за руку.
Владислав прикрыл глаза. Этот короткий разговор его утомил до полного изнеможения. Дядя просидел возле него долго. Владислав открывал глаза время от времени. Несколько раз ему делали какие-то уколы, трубку изо рта убрали. От усталости он задремал. Когда проснулся, Дана уже рядом не было, и он испугался, что так и останется совсем один. К нему подошел дежурный врач – Леша Почетный.
– Как дела, шеф? – спросил он, склонившись к нему.
– Нормально, – голос стал сильнее и он уже не шептал, а просто тихо говорил. – Где Дан?
– Приедет вечером. Где-то через часик. Он уехал совсем недавно. Беспокоит тебя что-нибудь?
– Нет. Голова тяжелая и слабость.
– Слабость пройдет. Главное, что ты в себя пришел.
– Я действительно здесь уже целый месяц?
– Да. Сегодня ровно месяц. Напугал ты всех. Не буду тебя утомлять. Попробуй ещё заснуть.
Владислав прикрыл глаза. Ему хотелось вернуться к той прозрачной стене, чтобы увидеть снова Валентина, но этого не получалось. Вместо этого росло и росло чувство беспредельного одиночества и удвоенной тоски.
Силы возвращались быстро. На третий день он уже мог садиться, не взирая на протесты коллег. Его перевели из зала в бокс. К нему началось настоящее паломничество. Всем почему-то хотелось на него посмотреть. Эти визиты и бурная радость окружающих не вызывали у него никакой реакции. Немного легче становилось, когда приходил Дан. Он не надоедал глупыми вопросами, не выражал никаких бурных эмоций. Иногда он просто сидел рядом и ничего не говорил. Владислав увидел у себя на груди слева наклейку. Голова всё также тупо болела, но он привык к этой боли на удивление быстро. На четвертый день он попросил у медсестры Кристины зеркало. Она принесла ему свою пудреницу, и он увидел свое лицо бледное, похудевшее, осунувшееся, с усталыми потухшими глазами. На левом виске также была наклейка. Обритые волосы стали отрастать, и дошли уже до длины «военкомата». На пятый день он встал, чем привел в ужас всех своих подчиненных. Тело казалось на удивление легким, движения давались с трудом. В эту ночь дежурил его хороший друг – Славик Попович. Владислав лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. В голову не шло ни единой мысли. Ему казалось, что он провалился в пустоту, и эта пустота заполнила его всего. Славик пришел и сел рядом с кроватью на вращающийся табурет. Владислав повернулся к нему.
– Почему не спишь? – спросил Славик. – Поздно уже.
– Не хочется. Выспался.
– Хочешь что-нибудь снотворное?
– Нет. Не волнуйся, я в норме.
– Как ты?
– Нормально.
– Влад, пятый день одна и та же песня: «Нормально», – Славик посмотрел на него с укоризной.
– Ты хочешь, чтобы было не нормально?
– Я хочу, чтоб было нормально, но после всего этого, что-то не сходятся концы с концами.
– Всё сходится, Славик. Я знаю, что вы меня хоронить ещё месяц назад собрались. Не время мне ещё.