Поверь в любовь
Шрифт:
– В тот день, когда ты ушла, ты сказала, что просишь простить тебя... за Джона Мэтью. Что ты имела в виду?
Элизабет шумно всхлипнула.
– Не знаю. Он был так болен... и ты тоже. Мэтью помогал, конечно, и доктор Хедлоу приезжал каждый день. Я делала все, что могла! Но под конец у меня уже просто не осталось сил. Не знаю, Джеймс, просто не знаю. Порой мне приходит в голову... может, это я виновата... – Она с трудом подавила рыдание. – Если бы я только могла... если бы не выбилась из сил... он был так слаб... и ты, а
– О Господи, Бет! – Джеймс обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть ему в глаза. – Как у тебя только язык поворачивается?! Неужели все это время ты винила себя?.. Просто поверить не могу! Нет, быть не может! Скажи мне, что это не так!
– Но...
– Замолчи! И послушай меня, Элизабет Кэган, хорошенько послушай: ты была самой лучшей матерью, которую только можно пожелать для своего ребенка, и ты заботилась о Джонни, забывая о себе! Ни одна живая душа не могла бы любить его больше, чем ты! И в том, что он умер, твоей вины нет, слышишь?! Чтобы не смела даже заикаться об этом! Ты поняла меня, Бет?
– Да, Джеймс.
– Вот и хорошо. – Он заглянул в бездонную глубину ее глаз, нежно отер мокрые от слез щеки, а потом коснулся поцелуем ее губ. Но в его поцелуе была не страсть, а лишь скорбь, разделить которую могла только она. В нем чувствовались и тепло, и понимание, и покой. Глаза их снова встретились, и Джеймс сказал: – Знаешь, о чем я думал всю эту неделю?
– О чем?
– По-моему, я слышал это от преподобного Тэлбота вскоре после нашей свадьбы. Мол, Бог дал, и Бог взял... помнишь?
– Кажется, да.
– Ну вот, это все время вертелось у меня в памяти, и вот я наконец подумал, что, может быть, Господь подарил нам Джонни, чтобы мы любили его и были счастливы... но не навсегда. Он дал нам его, и он же забрал. Конечно, трудно понять, как он мог в своей милости так с нами поступить, но потом я вспомнил нашего мальчика, вспомнил, сколько счастья он подарил нам обоим... Ты понимаешь меня, Бет? Ведь мы и вправду были тогда счастливы, да?
Слезы снова заструились по лицу Элизабет, но она улыбнулась. – Да...
– И вот, хотя его больше с нами нет, но счастье-то было, верно? После его смерти я с ума сходил от ярости – сама знаешь, но теперь... Джонни... он был как бесценный подарок. Я вспоминаю, как он шалил, как смешно ковылял... его улыбку...
– А как смеялся! – перебила Элизабет. – Ты помнишь? Джеймс заулыбался.
– Да, как колокольчик... а потом обнимал меня за шею... помнишь?
– Да, и как он подпрыгивал в колыбельке, и тянул ручки, и что-то лопотал, пока один из нас не подходил и не брал его на руки.
Джеймс усмехнулся. «Один из нас» обычно был он сам, потому что Элизабет только и делала, что твердила: мол, нельзя баловать малыша и приучать его к рукам.
– Ему хотелось быть вместе с мамой и папой, – кивнул он. – Скучно же одному лежать в кроватке, разве нет?
– Да, а что было,
– Ну что ж. Поплакал немного! вот и все. Элизабет покачала головой:
– Немного!
– Да, немного! Он был мужественный малыш!
– Ты баловал его, Джеймс, – пробормотала она, – все время все позволял.
– Но для чего же тогда отцы, Бет? Мамы все дела – ют правильно, а отцы нужны для того, чтобы баловать!
Печально улыбнувшись, Элизабет коснулась холодного камня.
– Господи, о чем это я? Он вовсе не был балованным! Джонни рос славным парнем!
– Да, малыш у нас с тобой получился что надо, Бет. – Джеймс ласково коснулся ее щеки. – Может, наш союз и был ошибкой, но по крайней мере Джонни у нас получился! – Он имел в виду, что сам развалил их брак, но Элизабет услышала в его словах упрек в свой адрес. – Послушай. – Джеймс порылся в кармане куртки. – Я хочу, чтобы ты их забрала. Знаю, ты просто не хотела ничего брать из моих рук, но они твои и пусть у тебя и останутся. – Он вложил ей в руку часы, которые подарил ей на самое первое Рождество. – Фотография все еще там, – продолжил Джеймс. Элизабет замерла. Так и не дождавшись от нее ни слова, он откинул крышку. – Видишь? Вот она!
– Ты хочешь, чтобы я забрала их? – прошептала Элизабет.
– Конечно! – Ее слова будто хлестнули его по лицу. – А у кого, по-твоему, они должны быть? Я подарил их тебе, и они твои!
Милосердие иной раз в том, чтобы принять то, что дают. Горячая волна благодарности захлестнула Элизабет.
– Спасибо, Джеймс. – Ее пальцы сомкнулись вокруг золотой безделушки.
– Не за что меня благодарить, – буркнул он и помог ей подняться. – Часы и без того твои.
В последний раз бросив взгляд на могилу, они направились к коляске.
– Я так рада, что со мной сегодня ты, а не Натан, – сказала Элизабет. – Спасибо, что привез меня, Джеймс.
– Это наш сын, – коротко отозвался он. – Так и должно быть! – Джеймс тронул лошадей и вдруг словно очнулся: – Ты прочла имя Джонни!
Элизабет порозовела.
– Энн учит меня читать, – призналась она. – Только вот некоторые буквы мне никак не даются!
– Энн учит тебя читать?! – ошеломленно повторил Джеймс. Ему и в голову не приходило, что Элизабет это интересно. – Энн Киркленд?
– Да. Она ведь была учительницей до того, как вышла замуж за Вирджила. Мы занимаемся по вечерам в воскресенье, после обеда. Она всегда приглашает меня к себе после церкви.
– Будь я проклят! – чуть слышно выдохнул Джеймс. Он весь кипел от злости на Натана и на чету Кирклендов. Это он должен был бы учить ее читать! Он! Проклятие, почему он не подумал об этом сразу, так только они поженились?!
– Прости, Джеймс, что ты сказал?
– Я сказал, это здорово. Если понадобятся книги, дай мне знать, хорошо? В Лос-Роблес их полным-полно. Впрочем, ты и сама знаешь.