Повеса с ледяным сердцем
Шрифт:
Что ж, если Рейф бросил ее — хотя она все еще не могла допустить такой мысли, — придется самой разбираться в сложившейся ситуации. «Я ведь все равно собиралась поступить именно так до того, как он встретился на моем пути, — решительно сказала Генриетта, взбивая подушку, которая никак не хотела менять свою форму. — Так что нет причины падать духом». Несмотря на то обстоятельство, что Бенджамин Форбс сделает все возможное, это никак не могло заменить присутствие Рейфа. Генриетта знала его всего несколько дней, и хотя считала, что привыкла справляться с трудностями в одиночку, но мысль о том, что она больше не увидит его, навевала грусть.
В
Генриетта снова принялась взбивать подушку. Затем зарылась головой в нее, пытаясь избавиться от всяких мыслей. Но с тревогой подумала о том, как будет расплачиваться за комнату. Затем, совсем устав от нахлынувших мыслей, все же заснула.
Глава 6
Несколько часов спустя, когда забрезжил рассвет, Генриетту разбудил громкий стук в дверь. Испугавшись, она села, ее сердце сильно забилось, показалось, будто она видит сон. Однако постучали снова, и чей-то тяжелый кулак ударил в дверь.
Дрожа, она сползла с постели, взяла оловянный подсвечник, тихо подошла к двери. Ручка задергалась.
— Уходите, — прошипела Генриетта так тихо, что не удивилась, когда дверная ручка снова задергалась. — Уходите, — повторила она на этот раз громче, — или я закричу.
— Генриетта, откройте дверь.
— Рейф?
— Черт подери, откройте дверь, иначе я вышибу ее.
Обрадовавшись, Генриетта стала неуклюже возиться с замком. Все еще держа подсвечник в одной руке, она выглянула в коридор. Рейф. Он всем телом налег на дверь.
— Где вы были? — Он толкнул дверь и, спотыкаясь, переступил через порог. Только сейчас Генриетта почувствовала, что от него разит бренди. — Вы пьянствовали!
— Ваша наблюдательность не перестает изумлять меня, — прошепелявил Рейф и, шатаясь, направился к кровати. — Генриетта Маркхэм, я действительно пьянствовал. По правде говоря, напился до чертиков.
— Оно и видно, — констатировала Генриетта, закрыла дверь, раздвинула занавески, чтобы впустить серый свет.
— Я выпил очень много, — согласился Рейф, свалившись на кровать и энергично кивая. — Знаете что? Этого оказалось мало. — Он хотел подняться, но ноги не слушались его.
Генриетта поймала его и не дала упасть на пол. Огромным усилием ей удалось вернуть его на кровать, но он пытался слезть с нее.
— Я хочу еще бренди. Вот чего я хочу.
— Уж этого вам больше не надо, — возразила Генриетта, толкнув его сильнее.
Рейф упал на спину и состроил удивленное лицо, отчего Генриетта расхохоталась.
— Над чем вы смеетесь?
— Ни над чем, — тут же ответила она, зажимая рот рукой.
— Генриетта Маркхэм, мне нравится, как вы смеетесь, — сказал Рейф и криво усмехнулся.
— Мне нравится, как вы смеетесь, Рейф Сент-Олбен, хотя смеетесь вы очень мало. Вам следует поспать. Утром у вас будет страшно болеть голова.
— Она уже страшно болит, — пробормотал Рейф, — в ней роится целый сонм неприятных мыслей. И вы в этом виноваты.
Как трогательно. Генриетта никогда бы не подумала, что это слово к нему вообще применимо. Но он выглядел именно так — волосы дыбом, шейный платок смялся, жилет наполовину расстегнулся. Черная, почти синеватая щетина на щеках. Щеки красные, глаза сонные. Он выглядел моложе и беззащитнее. Вытянул руки, будто сдавался, одна нога
— Рейф, я волновалась из-за вас.
— Идите сюда.
Генриетта и не подозревала, что он способен так быстро двигаться. Прежде чем успела отойти на безопасное расстояние, он схватил ее за руку и усадил на кровать рядом с собой. Она и охнуть не успела. И ничуть не сомневалась, что выглядит столь же удивленной, как он несколько мгновений назад.
— Ха. Вот ты и сбросила маску, Генриетта Маркхэм.
— Отпустите меня. И больше не называйте меня так.
— Как же мне называть тебя? Мисс Маркхэм? Я думаю, мы уже перешли через этот рубеж. Гетти? Нет, Гетти не пойдет. Гетти звучит как двоюродная бабушка или горничная. Генри? Не пойдет. Ты слишком женственна для таких имен. — И Рейф снова застал Генриетту врасплох, легко перевернув ее так, что она оказалась на нем, прижавшись грудью и бедрами. — Как приятно, — пробормотал он, блуждая руками по ее телу. — У тебя очень хорошая попка, ты знаешь это?
— Рейф, прекратите. Вы пьяны.
— Я немного опьянел, но это обстоятельство, искренне уверяю тебя, нисколько не мешает мне оценить по достоинству твою прелестную попку.
Руки Рейфа обследовали изгибы ее тела, крепче прижали к себе. Хотя Генриетта знала, что он навеселе, она невольно согласилась с ним. То, что он делал, просто восхитительно. Пуговицы его сюртука врезались ей в бок. Она чувствовала, как цепочка и часы впиваются в живот. От него разило самцом. Тем самым Рейфом.
К бедру Генриетты прижималось еще что-то. Она стала нерешительно извиваться, чтобы избавиться от этого прикосновения, но его руки крепче охватили ее попку, и то, что упиралось в нее, стало тверже. Генриетта догадалась, что это, и ее бросило в жар. Она чувствовала, как неумолимо твердеют ее соски, и лишь надеялась, что бренди, рубашка и жилет не позволят Рейфу почувствовать это. Вновь начала извиваться, уверяя себя, что действительно пытается высвободиться, но этим довела Рейфа до стонов, более того, расслышала и свой стон, пока мужское достоинство упиралось в бедро.
Фланелевая ночная рубашка обвила ей ноги. А если выждать? Рейф ведь может уснуть. Она осторожно подняла голову и тут же встретила взгляд его сверкающих голубых глаз. Ни намека на сон.
— Генриетта, что ты собираешься делать сейчас? Снова ерзать? Считай, что ты уже получила разрешение на это.
— Рейф, где вы были?
— Моя память забилась ядовитыми воспоминаниями. Я решил, что бренди смоет их. Но ничего не получилось. — Он удрученно пожал плечами. — Ты подумала, я брошу тебя?
— Нет. Да. На мгновение мне так показалось. Но… нет. Вы говорили, что поможете мне, и я знала, что вы вернетесь. Надеялась. Ведь без вашей помощи я не справлюсь.
— Но я же говорил, что позабочусь о тебе, — пробормотал Рейф. — Именно поэтому я и вернулся. Генриетта Маркхэм, ты даже понятия не имеешь, что мне именно сейчас от всей души хочется позаботиться о тебе. Я ведь говорил, мне нельзя доверять. Разве не так?
Более чем прозрачные намерения. После этих слов у нее от предвкушения и тревоги напрягся живот. Его рука поглаживала ее спину. Сквозь ночную рубашку она почувствовали, сколь горяча эта рука, и все равно ее охватила дрожь. Вновь вернулось ощущение, когда покалывает все тело. Она сама приблизилась к грани, когда можно совершить любое безрассудство. Как у него это получалось?