Повеса с ледяным сердцем

Кэй Маргерит

Почему он сдержался? Почему она не сдержалась? Глядя на него через стол, она задавалась вопросом, помнит ли он, что произошло ночью. Она-то все помнила слишком хорошо. Она отдалась бы ему без принуждения. Даже не думая об этом. Потом было бы уже поздно. Вчера ночью она открыла в себе черту, которой, по ее мнению, не существовало, но которая подавляла ее принципы, нормы поведения. Она с презрением отбросила все это, по крайней мере до утра. Вчера ночью Генриетта была сама не своя.

Ей следует вести себя осторожней, меньше потакать собственным слабостям. Генриетта согласно кивнула самой себе и вздрогнула,

когда нож исчез из ее руки.

— Будет гораздо лучше, если вы просто скажете, о чем думаете. — Рейф убрал опасный предмет подальше от нее. — Послушайте, вы чуть не порезались.

— Я не думала ни о чем серьезном.

— Значит ли это, что вы думали о прошедшей ночи?

Генриетта покраснела.

— Как вы поняли?

— А вам хочется сделать вид, будто ничего не случилось?

— Да. Нет.

— Нет, вы, в отличие от иных юных созданий, не притворщица. Правда? Именно это ваше качество мне импонирует.

— Правда?

Рейф рассмеялся.

— Не делайте удивленный вид, это не единственное ваше качество. Мне нравится, как вы прикусываете нижнюю губу, когда хотите удержаться от колкостей или неуместных сентенций. Вы накручиваете волосы на средний палец, когда думаете, и морщите нос, когда с вами происходит нечто неприятное. Вы никогда не жалуетесь, всегда ставите других выше себя, даже когда они того не заслуживают. Например, сегодня утром. Вы то приводите собеседника в бешенство, то внушаете любовь и совершенно непредсказуемы. Я никогда не знаю, что вы скажете в следующий момент. Да и вы, пожалуй, тоже. Как только я пытаюсь встряхнуть вас, вы смешите меня или смотрите так, что хочется целовать ваши очаровательно соблазнительные губы. Честно признаться, Генриетта Маркхэм, вы обладаете чертами, которые я нахожу неотразимыми.

— О!

— Эта ваша обычная реакция, когда я говорю нечто противоположное тому, что вы ожидаете. Вчера ночью, — более мягким тоном продолжил Рейф, — я был пьян, но не немощен. Да, небрит, от меня несло бренди, кружилась голова от неприятных воспоминаний. Вы заслуживаете лучшей участи, намного лучшей.

— О! — растрогалась она, к горлу подкатывался комок. Генриетта несколько раз моргнула, тронутая его заботой. — Благодарю вас, — ласково сказала она.

Рейф сжал ее руку.

— Это правда. Вы очень необычный человек, и то обстоятельство, что вы этого не замечаете, возможно, самая важная черта, которая мне нравится.

Дверь столовой отворилась, и вошла Бесси, неся завтрак Рейфа — большую тарелку с ветчиной и обещанные три яйца вместе с караваем хлеба, испеченного с помощью Генриетты.

— Вы отлично выбрали время, — сказал Рейф, с удовольствием берясь за нож и вилку. — Наверное, я либо умру, либо мне станет лучше.

Бенджамин зашел к ним после завтрака сообщить последние новости.

— Пока нет никаких известий о воре-взломщике или изумрудах, — говорил он, — но не отчаивайтесь. Завтра-послезавтра я жду парочку скупщиков краденого.

У Генриетты было озадаченное выражение лица.

— Речь идет о человеке, перепродающем краденые вещи, — пояснил Рейф. — Даже не спрашивайте. С таким человеком вы не станете водить знакомство. Мы оставим это дело в умелых руках Бена.

— Чем же мы станем заниматься сегодня, если мне не дозволено встречаться с темными

личностями из уголовного мира?

— Ну, думаю, я сумею найти какое-нибудь интересное занятие, которое доставит вам удовольствие, — ответил Рейф и неожиданно широко улыбнулся. — Оставьте это на мое усмотрение.

Рейф повел ее на «Арену Эстли» в Ламбете [13] , где проходили скачки на неоседланных лошадях и инсценировали битву при Ватерлоо. Рейф обычно не опускался до того, чтобы посещать такие представления, терпеть не мог общение с чернью, но даже ему пришлось признать, что лошади прекрасно подготовлены, хотя большую часть времени смотрел не на усеянную опилками арену, а на Генриетту. Та опасно выглядывала из ложи, смотря представление. Ее щеки пылали. Она так радовалось, будто он подарил ей драгоценности короны. Рейф подумал, что вряд ли осчастливил бы ее ими, ведь еще вчера она сочла их вульгарными.

13

Ламбет — район в южной части Лондона.

Рейф решил развлечь ее, чтобы загладить вину за вчерашнее поведение. Для него это было внове и безгранично радовало, ибо Генриетта смотрела как зачарованная, ее энергия заражала. Она пребывала в полной уверенности, что он способен ответить на ее вопросы, шел ли разговор о моде, более пышных юбках, узких талиях или точном воспроизведении наступления при Ватерлоо, состоянии здоровья короля, страдавшего от подагры и покидавшего Виндзорский замок, и о том, о чем даже не стоило говорить. Рейф находил это скорее трогательным, нежели раздражающим.

После представления они отобедали в ресторане. Проявив некоторую настойчивость, Рейф уговорил Генриетту рассказать немного о себе. Как всегда, она говорила о себе пренебрежительно. Рейф догадался, что в целом она счастлива, но родители не уделяли ей должного внимания, поскольку их больше занимали добрые дела, нежели благополучие единственного ребенка. Правда, он тут же вспомнил, как Генриетта вспылила, когда речь зашла о ее праведном отце, и воздержался от критических замечаний. Помня, с какой завистью Генриетта смотрела на туалеты женщин, представлявшие собой дешевую имитацию повседневной одежды, вечерних платьев и уличных костюмов, которые носили представительницы высшего света, ему захотелось подарить ей хотя бы один подобный предмет одежды, но он понимал, что об этом даже заикаться не стоит.

Рейф не только вступил бы в противоречие с ее принципами, но и невольно обратил бы внимание на ее поношенное платье. Хотя ему было противно смотреть на это платье, оно стало неотъемлемой частью Генриетты, и он испытывал к нему что-то вроде симпатии.

Они еще долго разговаривали после того, как съели бараньи отбивные с подливкой, не обращая ни малейшего внимания на входящих и выходящих посетителей и любопытные взгляды — ведь он был красив и хорошо одет, а она такая оживленная, но неряшливо одета. Оба разговаривали и смеялись, наклонялись ближе друг к другу. Когда стало совсем сумрачно, зажгли свечи. Наконец, владелец ресторана набрался смелости и сообщил им, что ресторан уже давно закрылся.