Повешенный
Шрифт:
В этой новости, озвученной Петей, для меня мало хорошего. Условия содержания там судя по всему суровые, так что не забалуешь. Правда, остается надежда, что нас с Южинским через месяц-другой все же сошлют на каторгу, но меня мучали сомнения. Если здешняя реальность хоть немного похожа на мою, изначальную, то Николай Романов — натура крайне мстительная. И он вполне может нас с Петей в казематах сгноить.
Вторую арестантскую карету тем временем тоже вытащили из снега, и наш обоз двинулся дальше. От нечего делать, я пытался прикинуть в уме, как долго нам добираться до крепости, но это оказалось безнадежным занятием. Лошади то ускорялись на возвышенности, где снега было поменьше, то снова вязли в мокрых
Повеселевший капитан Крапивин, который видимо и не чаял уже доехать сюда, отправился лично договариваться о перемене лошадей, а поручику, чью фамилию мы так и не услышали, велел нас отвести в местный трактир, чтобы накормить там и потом переждать, пока обе наши кареты будут готовы отправиться дальше.
Похоже, сейчас мы находились не в центральной части села, а скорее где-то на его окраине, поскольку церковь едва виднелась. Дальше по дороге, где дома заканчивались перед спуском к реке, была выстроена снежная крепость, а на ее берегу, был врыт деревянный столб, высотой метров пять. Рядом горел большой костер.
— Что это? — поинтересовался я у Петра
— Так ведь Широкая Масленица, гуляния народные! — уныло вздохнул Южинский. И опомнившись, произнес — Прости, Поль, я никак не привыкну, что ты многое теперь не помнишь. Скоро деревенские притащат сюда чучело Зимы и сожгут его под веселые песни и хороводы. Сегодня же последний день Масленицы, завтра начинается Великий пост.
Словно в подтверждение его слов, из переулка показалась шумная процессия, впереди которой на высоком шесте несли соломенное чучело, наряженное в какое-то тряпье. Толпа состояла в основном из детей и молодежи, они били в бубны, дудели в рожки и играли на балалайках, распевая при этом какие-то песни, напоминающие колядки. Судя по мешкам в руках, они действительно колядовали — ходили по домам, собирая с односельчан шутливую дань в виде всякой снеди и сладостей. Один из парней был обряжен в настоящую медвежью шкуру и весьма талантливо изображал неуклюжего большого мишку, пританцовывая и пытаясь обнять молодых девушек. Я пригляделся к женскому полу. Мнда… Низенькие, коренастые, волос под платками не видно, зато щеки щедро разрисованы румянами.
— Заходите в трактир, нечего привлекать внимание — приказал нам поручик, заметив, что мы замешкались на крыльце, разглядывая веселую толпу. Пришлось повиноваться.
Трактиром оказалась изба, которая от соседних отличалась если только большим размером, да широким крыльцом с резными перилами. Никакой вывески наверху дома не наблюдалось Пройдя через небольшой предбанник мы вошли в довольно просторный зал для посетителей с дюжиной столов со скамьями. В дальней части зала находилась дверь, за которой видимо располагалась кухня — поскольку сейчас оттуда как раз выскочил молодой парнишка в длинном замусоленном переднике, с кувшином в руке и с полотенцем перекинутым через руку.
Появление жандарма в компании солдат и арестантов в кандалах, привлекло внимание людей в зале, и народ притих, настороженно поглядывая на нашу живописную группу.
— Чего изволите-с, ваше благородие? — подскочил к нам шустрый парнишка.
Покосившись на наши кандалы, он скривился, видимо приняв нас за опасных преступников. Хотя ведь мы и есть теперь преступники, чего уж тут обижаться. Мне это было абсолютно по барабану, а вот Петя напрягся — не привык еще к такому пренебрежительному отношению к себе со стороны какого-то трактирного слуги. Еще вчера был он одаренным дворянином, блестящим гвардейским офицером, танцевал на балах, а теперь никто. Наверное трудно к такому привыкнуть. Но придется.
— Освободи нам вон тот стол в углу, и сделай так, чтобы никто нас там
— Не беспокойтесь, ваше благородие, сейчас все сделаю!
Парень мухой метнулся к столу, за которым обедали двое грузных бородатых мужчин средних лет — судя по их одежде, купцы какие-нибудь или приказчики из лавки. Он что-то тихо сказал им, кивнув в нашу сторону, и мужчины без возражений поднялись из-за стола и переместились со своими тарелками в другую часть зала. Жандармов здесь явно побаивались и предпочитали держаться от них подальше. Ну, а наши с Южинским персоны и вовсе были непонятны — по внешности вроде господа самого высокого полета, а вот поди ж ты — в кандалы закованы, да в солдатских шинелях.
Конечно, о восстании на Сенатской площади здесь наверняка знали — от Петрополя отсюда не больше тридцати верст, и странно было бы, если слухи о нем сюда не дошли. Но вот знает ли простой народ ради чего заговорщики рисковали своими жизнями, и догадываются ли эти люди, что мы и есть те самые заговорщики? Не думаю. Николай I сделал все, чтобы по возможности скрыть эту историю, и никаких официальных заявлений сделано не было. По крайней мере, пока.
Я проводил взглядом мужчин, которых так нагло выгнали из-за стола, перевел его на парня, протирающего сейчас тряпкой освободившийся стол. Интересно, а как здесь называется трактирный слуга? В ресторане это официант, а в трактире? «Половой» вроде бы, или нет? Вот так ляпнешь и попадешь впросак. Впрочем, открывать рот в общественных местах нам с Петей строго запрещено, а тем более разговаривать с посторонними. Сидим, молчим. Глядим в сторону кухни. Живот так конкретно подводит.
Нас с Южинским посадили у самой стены, так чтобы мы не отсвечивали лишний раз, рядом со мной сел подпоручик, отправленный комендантом Петровской крепости в качестве командира конвоя, жандарм устроился с торца стола. Еще одно место — рядом с Петром — осталось для капитана, который должен был вот-вот подойти. Солдаты сели отдельно за соседним столом, прикрывая нас спинами от чужих любопытных глаз.
Поручик сделал на всех заказ, но нашими желаниями, естественно, никто не поинтересовался. Хотя какая нам в принципе разница? Хуже, чем в тюрьме еда здесь точно не будет. И я угадал — вскоре нам принесли целую гору блинов, а к ним плошки со сметаной, медом и вареньем. Масленица, ведь на дворе…!
Василиса смотрела на веселящуюся молодежь, поджигающих костер парней и недовольно поджимала губы. Все перевернули с ног на голову, глупцы! Забыли об истинном смысле древних ритуалов и попрали традиции своих мудрых предков, устроив из прославления Ярилы какие-то скоморошьи кривляния. Да еще и в неурочное время.
Этот праздник был изначально языческим. А выпекание блинов было ритуалом задабривания и привлечения солнца, достатка и благополучия. Прощаясь с Зимой, древние предки славили Ярилу — бога солнца и плодородия. До крещения на Руси праздник Масленицы отмечали целых семь дней перед днем Весеннего Равноденствия и еще неделю после него. А поскольку в те времена Новый год тоже отмечался в день Весеннего Равноденствия, то Масленицу и наступление очередного года предки отмечали в одновременно. Зиму прогнали — значит, пора. В мудрости предкам не откажешь.
И даже ушлые церковники этот важный языческий праздник запретить не решились, несмотря на все не соответствующие христианским религиозным канонам веселые гуляния и древние традиции. Зато быстренько приспособили Масленицу к своим нуждам — она теперь предваряет их Великий пост. В этот день народ обязательно идет в церковь: настоятель просит прощения у прихожан, а прихожане — друг у друга. В чем смысл этого показного покаяния, если в ответ на просьбу о прощении, они все по традиции произносят фразу «Бог простит»?