Повесть без героя

Варшавский Илья Иосифович

– Вот об этом и нужно было говорить, - желчно заметил Фетюков, - о технике эксперимента, а не о каких-то хромосомах.

– Без хромосом нельзя, - ответил Смарыга.
– Все дело в хромосомах. Однако я согласен учесть сделанные замечания и продолжать дальше, как выразился Арсений Николаевич, на более строгом уровне. В конце шестидесятых годов доктор Гурдон, работавший в Оксфордском университете, произвел примечательный эксперимент. Он взял неоплодотворенное яйцо самки жабы и убил в нем ядро с материнской генетической наследственностью. Затем он извлек ядро из клетки кишечного

эпителия другой жабы и ввел его в цитоплазму яйца, лишенного ядра. В результате развился новый индивид, который унаследовал все генетические признаки жабы, у которой была взята клетка кишечника. Можно сказать, что эта же самая жаба начала новую жизнь. Понятно?

– Понятно, - ответил Дирантович.
– Но ведь то была жаба, размножающаяся примитивным образом, тогда как...

– Мне ясны ваши сомнения. Пользуясь принципиально той же методикой, я произвел несколько десятков опытов на млекопитающих, и каждый раз с неизменным успехом.

– Но здесь речь идет о человеке!
– вскричал Фетюков.
– Есть же разница между сочинениями фантастов и...

– Я не пишу фантастические романы, да и не читаю их тоже, кстати сказать. Все обстоит гораздо проще. Оплодотворенное таким образом яйцо должно быть трансплантировано в женский организм и пройти все стадии нормального внутриутробного развития.

– Помилуйте!
– сказал Дирантович.
– Но кто же, по-вашему, согласится...

– Стать женой и матерью академика Пральникова?

– Вот именно!

– Этот вопрос решен.
– Смарыга указал на сидевшую в углу сестру.
– Нина Федоровна Земцова. Она уже дала согласие.

– Вы?!

Сестра покраснела, смущенно оправила складки халата и кивнула головой.

– Вы замужем?

– Нет... Была замужем.

– Дети есть?

– Нету.

– Вы ясно представляете себе, на что дали согласие?

– Представляю.

Дирантович откинулся на спинку кресла и задумался, скрестив руки на груди. Фетюков достал из кармана брюк перочинный ножик в замшевом футляре. Перепробовав несколько хитроумных лезвий, он наконец нашел нужное и занялся маникюром. Врач закурил, пряча сигарету в кулаке и пуская дым под стол.

Смарыга весь как-то сник. От былого задора не осталось и следа. Сейчас в его глазах, устремленных на Дирантовича, было даже что-то жалкое.

– Так...
– Дирантович повернулся к Смарыге.
– Вам, очевидно, придется ответить на много вопросов, но первый из них - основной. Представляет ли ваш эксперимент какую-нибудь опасность для здоровья Нины Федоровны?

– Нет, не представляет.

– А вы как думаете?
– обратился Дирантович к врачу.

– Видите ли, я только терапевт, но полагаю...

– Благодарю вас! Значит, прошу обеспечить заключение квалифицированного специалиста.

– Оно уже есть, - ответил Смарыга.
– Профессор Черемшинов. Он же будет ассистировать при операции и вести дальнейшее наблюдение.

– Допустим. Теперь второй вопрос, иного рода. Насколько я понимаю, полная генетическая идентичность, о которой вы говорили, имеет место и у однояйцевых близнецов?

– Совершенно верно!

– Однако известны случаи, когда такие

близнецы, будучи в детстве похожими, как две капли воды, в результате различных условий воспитания приобретают резкие различия в характерах, вкусах, привычках, словом, во всем, что касается их индивидуальности.

– И это правильно.

– Так какая же может существовать уверенность, что дубликат Семена Ильича Пральникова будет действительно идентичен ему всю жизнь? Не можете же вы полностью повторить условия, в которых рос, воспитывался и жил прототип.

– Я ждал этого вопроса, - усмехнулся Смарыга.

– И что же?

– А то, что мы вступаем здесь я область спорных и недоказуемых предположений. Наследственность и среда.

– Ага!
– сказал Фетюков.
– Спорных и недоказуемых. Я прошу вас, Арсений Николаевич, обратить внимание...

– Да, - подтвердил Смарыга, - спорных и недоказуемых. Возьмем, к примеру, характер. Это нечто такое, что дано нам при рождении. Индивидуальные черты характера проявляются и у грудного ребенка. Этот характер можно подавить, сломать, он может претерпеть известные изменения в результате болезни. Но кто скажет с полной ответственностью, что ему когда-либо удалось воспитать другой характер у человека?

– Вы, вероятно, не читали книг Макаренко, - вмешался Фетюков.-Если бы читали...

– Читал. Но мы с вами, к сожалению, говорим о разных вещах. Можно воспитать в человеке известные моральные понятия, привычки, труднее - вкусы, и совсем уж невозможно чужой волей вдохнуть в него способности, темперамент или талант - все, что принято называть искрой божьей.

– Ну вот, договорились!
– сказал Фетюков.
– Искра божья!

– Постойте!
– недовольно сморщился Дирантович.
– Не придирайтесь к словам. Продолжайте, пожалуйста, Никанор Павлович.

– Спасибо! Теперь я готов ответить вам на вопрос о близнецах. Посредственность более всего восприимчива к влиянию среды. Весь облик посредственного человека складывается из его поступков, а на них-то легче всего влиять. Предположим, один из близнецов работает на складе, другой же остался служить в армии. Действительно, по прошествии какого-то времени их характеры могут потерять всякое сходство. И причина здесь кроется не в каких-то чудодейственных свойствах среды, а в изначальной примитивности этих характеров.

– Н-да - почесал затылок Дирантович.
– Теорийка! Вот куда вы гнете! Значит, по-вашему, будь у Шекспира однояйцевый близнец, он бы обязательно тоже?..

– При одном условии.

– Каком же?

– При условии, что его способности были бы вовремя выявлены. Кто знает, сколько на нашем пути встречается не нашедших себя Шекспиров? В случае с Пральниковым все обстоит иначе. Мы знаем, что он гениальный ученый. Знаем область, в которой он себя проявил. Следовательно, с первых лет воспитания мы можем направить его дубликат по уже проторенной дороге. Больше того: уберечь его от тех ошибок, которые совершил Семен Пральников в поисках самого себя. Никаких школ, индивидуальное, направленное образование с привлечением лучших специалистов. Правда, это будет стоить денег, однако...