Повесть о бедных влюбленных
Шрифт:
– Ну, так как ты меня находишь?
Отелло вздрогнул от неожиданности. Прошло лишь мгновение, а ему показалось, что миновало уже много лет с тех пор, как он принес Ауроре двадцать пять лир. Он посмотрен ей в лицо. Накануне он избегал ее взгляда, желая показать ей свою неприязнь. Сейчас у него было такое чувство, словно он наконец оборвал ленточку финиша и отдыхает, сидя на тротуаре. Дышать стало легче.
Так это Аурора? Она больше не причесывается на косой пробор, не носит длинных локонов. Волосы коротко острижены – до половины уха, – словно у девчонки, только что побывавшей у парикмахера. Взгляд
Ты меня боишься? – спрашивает она. Отелло уже в состоянии был улыбнуться.
– Право, у тебя какой-то испуганный вид, – добавляет Аурора.
– Ну что ты! Это твое воображение.
– Я затащила тебя, чтобы поговорить. Удели мне пять минут.
– Если это тебе доставит удовольствие!
– Не знаю, с чего начать… Впрочем, достаточно и того, что я здесь, в этом доме… Но прежде всего мне хотелось бы знать, ненавидишь ты меня или презираешь, или… Это правда, что ты не хотел посмотреть на ребенка?
– Раз уж я пришел, то с удовольствием погляжу на него.
– Пойдем… Нет, сначала поговорим. Я теперь стала… Хорошим словом меня не назовешь, это ясно. Но ты когда-нибудь думал о моем положении?
– Ты считаешь, что необходимо говорить об этом?
– Да! До остальных людей мне дела нет, но мне важно, как ты обо мне думаешь. Конечно, ты имеешь право ненавидеть меня.
– Мне кажется, дело зашло очень далеко… Теперь уж не вернешь…
– Да, теперь уж не вернешь! (Боже, как он похож на отца!)
– И поэтому…
– Что – и поэтому? (Вылитый отец! Даже нос так же морщит!)
– Теперь уж ни ты, ни я не можем изменить положение. (Какие у нее белые руки! Никогда раньше они не ныли такими белыми! Видно, этой зимой она не бегает по холоду без перчаток. Первый раз в жизни!)
– Сам понимаешь, у меня ведь теперь ребенок. (Нези, наверно, был такой же в молодости.)
– Конечно, я понимаю. (Неужели ей не холодно с расстегнутым воротом? Может быть, она кормила, когда и пришел?)
– Так, значит, это неправда, что ты меня ненавидишь? (Скажи, Отелло, что это неправда! Скажи!)
– Нет. Я тебя нисколько не виню. (Почему она не застегнется? Сейчас я встану и попрощаюсь.)
– Вот увидишь – скоро я все улажу.
– Что ты хочешь сделать?
– Уж я знаю, что! (Отелло! Отелло!)
– Объясни! (Что она хочет сделать? Покончить с собой?)
– Придет время – узнаешь. (Отелло!)
– Мне пора. (С тобой рядом Аурора, Отелло, – Аурора!)
– Уже? Так быстро? (Нет, нет останься!)
– Аурора!
– Да, да, Отелло! Любовь моя! – шепнула она, когда Отелло сжал ее в объятиях.
В третий и в четвертый вечер деньги Ауроре отнес подручный. Он рассказал об этом сапожнику Стадерини:
– Нези дает своей любовнице двадцать пять лир в день! А я работаю с утра до ночи и получаю семь лир. Да еще хозяин с таким видом платит мне деньги, словно милость дает!
Стадерини положил ботинок и дратву на столик, перешел через улицу и рассказал новость Мачисте. Вреда от этого немного: Мачисте умеет держать язык за зубами.
– Аурора стоит и побольше, – заметила Синьора. И в звуке ее голоса, вернее в ее интонации – ибо голос Синьоры больше не может передавать оттенков звука, – слышалась злоба обманутой любви.
Леонтине, матери Клары, рассказала обо всем Клоринда в присутствии маленькой Аделе. И, встретив в булочной Музетту, девочка сказала ей: «Нези дает двадцать пять лир в день твоей сестре. Почему Аурора тебе никогда ничего не подарит?»
Вечером, уписывая за столом свою долю хлеба и шпината, Музетта сказала:
– Аурора настоящая скупердяйка! Куда она девает двадцать пять лир в день? Хоть бы подарила мне и Джордано баночку варенья!
Так известие пришло в дом Чекки. Мать хлопнула Музетту по губам; однако попозже, перед полицейским обходом, который зимой совершается на несколько часов раньше, чем летом, Луиза сказала мужу:
– Аурора привыкает к достатку. А что, если в один прекрасный день Нези ее бросит? Он вполне способен это сделать.
– Не напоминай ты мне, ради бога, обо всем этом, – ответил мусорщик. – Такой проклятой жизни она не заслужила!
А Нези страдал, лежа в постели. Он не желал никого видеть, кроме доктора и старой глухой служанки, которая ставила ему компрессы. Молва, не дойдя до изголовья Нези, на какое-то время задержалась на полдороге, не завершив своего круга. Врач говорил, что болезнь идет своим чередом, но она причиняла Нези «такие боли, что можно рассудка лишиться», и надолго приковала его к постели.
Подручный принес деньги Ауроре и на четвертый и на пятый день. Поджидая посланца, она стояла у окна и дрожала от холода. Увидев приказчика, появлявшегося из тьмы в светлом круге от фонаря, она закрывала окно и шла отпирать дверь.
На шестой вечер она сказала:
– Передай синьору Нези, что завтра утром я навещу его.
При этих словах парень весь съежился, как будто его хватили палкой.
– Обязательно передам! – сказал он весело. Обратно он бежал бегом, чтобы поскорее сообщить новость. Прежде чем подняться к Нези, он просунул нос в дверь тесной каморки Стадерини:
– Завтра семейный праздник! Красотка придет в гости!
За несколько часов новость облетела всю улицу. Но на этот раз Музетта не встретилась с Аделе, и семейство Чекки не разделяло треволнений улицы, которая с нетерпением ждала потрясающего события.