Повесть о чекисте
Шрифт:
«Диверсии на ремонтируемых судах, как бы мы их ни разнообразили, неизбежно привлекут внимание сигуранцы и гестапо, — думал он. — Почерк-то один. Потянут за ниточку и доберутся до клубка. А вот взрывчатка, скажем, в куске антрацита подброшенная в бункер... Корабль выходит в открытое море — и вдруг взрыв! Попробуй найди виноватого. Но можно ли доверять Лопатто? Характеристика, данная профессору Илиничем, исчерпывающе ясна: «беспартийный коммунист»! Это не мешает Лопатто преподавать в университете, и сигуранца его не трогает... Правда, оккупанты заигрывают с интеллигенцией.
Так и не решив этого вопроса, он пришел на Арнаутскую. Юля была дома одна, мать ушла на базар, а Зина опаздывала.
Просматривая отпечатанные на машинке сводки Совинформбюро, Николай сказал:
— Помнишь, ты рассказывала о Пироге: он услышал детский плач и отправился с доносом в сигуранцу. А что, если он услышит стук машинки?
— Приходится печатать в часы, когда господин Пирог занимается коммерцией, плотно закрывать обе рамы, занавешивать окно ватным одеялом.
— Листовки будешь клеить в районе Преображенской и Екатерининской. Повторяться не следует. Каждый раз будем выходить с листовками в другой район. Да, Юля, есть поручение...
— Подождем Зинаиду? — предложила она.
— Нет, поручение тебе. Придется еще раз посмотреть подшивку «Одесской газеты» за вторую половину прошлого года и первую этого. Прочти все, что опубликовано под псевдонимом Михаил Октан, и составь краткую аннотацию.
— «Михаил Октан», — повторила она, — «Михаил Октан»...
— И второе: постарайся узнать у студентов, в крайнем случае в канцелярии университета, домашний адрес профессора химии Эдуарда Ксаверьевича Лопатто.
— Эдуард... Немец? — спросила она.
— Нет, поляк или белорус.
— «Эдуард Ксаверьевич Лопатто»... — повторила она.
Раздался стук.
— Это Семашко, — сказала Юля и пошла открывать дверь.
— Простите за опоздание, — извинилась Зина. — Мне Берндт велел утром, когда Лена уйдет в магазин, занести ему этот аккумулятор, а Лена сегодня, как на зло, не торопилась...
— Судом присяжных оправдана... Юля, дай ей десять штук листовок. Будешь клеить в районе мельниц.
— Ясно. — Зина свернула листовки в трубочку и сунула их под подкладку сумки.
— Слушайте, девушки, внимательно: сейчас мы с вами идем в Колодезный переулок. Я захожу в дом, вы остаетесь на улице. Из дома я выйду с женщиной, ее зовут Берта Шрамм. Постарайтесь хорошо запомнить ее лицо, походку, манеры, платье. Вы будете наблюдать за домом в Колодезном переулке, за Бертой Шрамм, когда она выйдет на улицу. Необходимо выяснить, с какими людьми связана эта женщина.
— Один вопрос: чем, какой необходимостью это вызвано? — спросила Зина.
— Берта Шрамм общается с офицерами оберверфштаба, с крупными чиновниками оккупантов, со всякими предателями из ОРА [16] ,
— Какие для этого основания? — настаивала Зина.
— Случайно оброненная фраза: «Не люблю я тайной полиции!» Так может сказать человек, испытавший на своей шкуре, что такое тайная полиция.
16
ОРА — «освободительная русская армия», так именовали себя наемники изменника Власова.
— Задал ты нам задачку... — вздохнула Зина.
— Задача не из легких, — поддержала ее Юля. — Представь себе, зайдет она в подъезд дома, а в нем десятки квартир... В какую же из них вошла эта женщина?
— В каждом отдельном случае придется ориентироваться на месте, подсказать готовое решение нельзя.
Они вышли на улицу. До угла Полицейской и Колодезного шли вместе, потом Николай пошел вперед, а девушки за ним на некотором расстоянии.
Дверь ему открыла Берта. Просто одетая, без косметики на лице, с волосами, собранными на затылке в тугой узел, она казалась моложе и миловиднее.
— Вы опоздали! — вместо приветствия сказала она.
— Не в моих правилах, но что поделаешь!.. Я проспал...
— Асина троица ждет нас на пляже Я сейчас только возьму сумку и зонтик. Вы на машине?
— У меня нет машины. Вы, Берта, избалованы. Мы поедем трамваем, как все смертные...
Опираясь на зонтик, с большой пляжной сумкой, она вышла в прихожую, и они спустились вниз. На улице Николай увидел Зину: не спеша, она шла им навстречу. Затем Юля, поравнявшись с ними, неожиданно протянула его даме букет махровой гвоздики:
— Купите, мадам, цветы!
Пришлось Николаю раскошелиться на десять марок.
Берта взяла гвоздики, благодарно взглянула на Гефта и сунула их стеблями в сумку.
До Ланжерона добирались долго — трамваем и пешком. На пляже разыскали троицу Аси Квак, выслушали упреки за опоздание, разделись и бросились в море.
Публика на пляже была самая пестрая: румынские господа офицеры с дамами и денщиками, которые под палящим солнцем оберегали господскую одежду; жены чиновников румынской администрации, жирные, малоподвижные, в откровенных купальниках; дельцы, спекулянты, целые компании, каждая со своим тентом и винами в ведерках со льдом.
Ася Квак, как всегда, с Москетти и Загоруйченко. Боксер в трусах с вышитым трезубцем — эмблемой украинских националистов. Он позирует, играет мышцами, жадно ловит все сказанное ему вслед. Они приехали в машине итальянского консула, большом семиместном «Фиате», в которой было холодное пиво и бутерброды — забота хозяина «Гамбринуса» Мавромати.
Устроившись на лежаке рядом с Загоруйченко, Николай пытался навести разговор на интересующую его тему:
— В прошлый раз этот самовлюбленный Нарцисс — Илинич вмешался в нашу беседу...