Повесть о чекисте
Шрифт:
На Болгарской Гефт остановил машину, проходным двором вышел на Малороссийскую и заглянул во двор: на антенне висело белье, Анастасия Семеновна сидела здесь же на табурете и штопала носки, а Никита Константинович читал. Своим ключом Николай открыл дверь в квартиру Семашко. Он торопился: до передачи сводки оставалось семь минут. Как на зло, медленно разогревались лампы, сел аккумулятор, слышно было плохо, но все же он записал:
«...С занятием города Болхованаши войска закончили ликвидацию сильно укрепленного района противника севернее Орла.
За
Взято в плен более 6000 немецких солдат и офицеров.
За это же время подбито и уничтожено танков — 776, уничтожено самолетов — более 900, орудий разного калибра — 882.
За десять дней боев противник потерял убитыми свыше 50 000 солдат и офицеров» [15] .
15
«Сообщения Советского информбюро», т. 5, стр. 37.
Выключив приемник, он погасил лампу, вылез из подвала и надвинул на творило сундук. Надо было зайти к Берндту по поводу листовки к местным немцам, пора бы написать ее.
Условно постучав, Николай ждал недолго. Артур, видимо, читал, потому что на диване лежала открытая книга Анри Барбюса.
— Стаканчик вина? — предложил он.
Николай отказался:
— Тороплюсь, ждет машина. Как, Артур, с листовкой?
Покраснев, Берндт развел руками.
— Не было времени или желания?
— Ни то и ни другое...
— Что же?
— Несколько раз принимался, но совесть не позволяет... Чтобы обращаться с призывом, надо иметь моральное право, а я... Ты верно сказал: с мировой скорбью на лице сидеть в лавочке... Я часто, Николай, вспоминаю твои слова.
— Никогда не думал, что ты унылый хлюпик! — обозлился Николай. — Борись, черт возьми! Борись, Артур, если ты понимаешь всю глупость пассивного протеста. Борись всеми доступными тебе средствами! Пиши листовки! Монтируй передаточную рацию! Выходи в эфир!..
— Хорошо, Николай, обещаю, листовка будет.
— Так-то оно лучше. Вечером свяжись с Зинаидой: сел аккумулятор, надо подзарядить. Сегодня было еле-еле слышно.
— Ты записал сводку?
— Да. Читай, только быстрей.
Берндт взял листок, прочел, и складка на его лбу разгладилась, он предложил:
— Ну, по такому-то случаю ты от стаканчика не откажешься?!
— Извини, Артур, тороплюсь на завод. В другой раз. Чем дальше, тем больше будет таких случаев. Только запасай вина!..
Николай вышел от Берндта, проходным двором выбрался на Болгарскую и в тени шаровидной акации нашел машину. Беккер спал, а на кузове мелом было написано категорически: «Гитлер капут!».
Он с трудом добудился шофера, заставил его вылезти из машины и полюбоваться написанным.
Послав в адрес автора тысячу проклятий, Беккер стер тряпкой надпись, раскурил сигарету, которая тут же погасла, и сел за руль.
На заводе Николай ненадолго забежал к Рябошапченко, показал ему сводку Совинформбюро, справился о делах и пошел в медницкий цех. Мастера Гнесианова он застал за обедом. Этот худой невзрачный человек не ел, а принимал пищу. Делал он это с каким-то особым смаком, вдохновением. Откусив
Увидев инженера, Гнесианов накрыл сало газетой и сверху придавил шарикоподшипником, лежавшим здесь же на столе.
— Василий Васильевич, вы знаете, что «Д-8» вернулся в ковш? — спросил его Гефт.
— Знаю. — Лицо Гнесианова как-то сразу потускнело, стало скорбным.
— Так вот, если по этому вопросу вас вызовет шеф, скажете, что причина аварии вам непонятна, что баббит отличного качества, и в подтверждение сошлетесь на меня. Упомяните низкую квалификацию команды. Ясно?
— Да, конечно.
— Скажите, Василий Васильевич, кажется, ваша дочь Лариса печатала на машинке? — неожиданно спросил Гефт.
— Как же, печатала. Но был приказ всем частным лицам сдать машинки в комендатуру...
— И вы...
— Сдал. Я маленький человек, приказ есть приказ.
— А если я сейчас поеду к вам домой на Тенистую, вызову Ларису и скажу: «Отец прислал за машинкой!»
— Вы этого не сделаете!
— Нет, сделаю.
— Зачем? Вам нужна машинка?
— Да, нужна. Не мне, всем нам нужна машинка. А у вас где-нибудь на чердаке она валяется без дела и ржавеет... Вот сегодняшняя сводка Совинформбюро, прочтите!.. — протянул он Гнесианову листок.
Василий Васильевич прочел сводку раз, затем второй... Николай это понял потому, что окончание сводки было написано на обороте листка.
Вернув сводку, Гнесианов спокойно спросил:
— Куда вам доставить машинку?
— Завтра в семь часов утра на остановку Люстдорфской линии трамвая у вокзала. Впереди меня будет стоять девушка. Вы поставите около нее сверток и уйдете. Упакуйте машинку так, чтобы со стороны не было видно, что в свертке. Ясно?
— В семь у вокзала. Девушка впереди вас, — и, помолчав, он спросил: — Скажите, Николай Артурович, я могу надеяться, что со временем вы вернете машинку Ларисе?
— Обязательно верну! Не за горами то время, когда Лариса сможет снова брать работу на дом, — сказал Гефт, и Гнесианов понял — его рот на некоторое время утратил скорбные складки, он улыбался.
После окончания работы предстоял серьезный разговор с отцом по поводу выходного костюма. В последние годы перед войной Артур Готлибович занимал должность директора немецкого передвижного театра, и у него был отличный представительский костюм, которым он очень дорожил.
Неожиданно просьба Николая не встретила особых возражений, и, поворчав, отец повесил на спинку кровати вешалку с черным костюмом, пахнувшим нафталином и всеми теми запахами, что вбирал в себя и стойко хранил старый платяной шкаф, друг его детства.
Уже намыливая помазком щеки, Николай думал: правильно ли он поступил, приняв предложение Вагнера? Он потратился на подарок, а деньги надо было использовать в интересах группы, поддержать людей.
«Но группа сопротивления не была предусмотрена заданием. Правда, я ничего не сделал особенного, рабочие и до моего прихода на завод боролись, в одиночку, как могли, но боролись. Мне только удалось организовать их в боевую группу. И все-таки главное, то, зачем я послан в Одессу, — разведка! А где, позвольте вас спросить, — он обратился к своему изображению в зеркале, тщательно выбривая подбородок, — где, как не в зверинце предателя Вагнера, я могу почерпнуть самую свежую информацию?»