Повесть о днях и делах комсомольской ячейки
Шрифт:
Настроение ребят падало. Песня, тягучая как леденец холодила…
А Надюшка Мышкина добавила еще, сменив эту песню на новую:
— Смейся, паяц, над разбитой любовью…
И невмоготу стало Федьке…
— Бросьте плакать-то! Довольно… К чорту?
А Шалька быстро.
Ах, шарабан мой Американка, А я девчонка да шарлатанка…Подхватил оркестр. Эту песнь сменила другая:
ДвеВ три часа ночи снова сели за стол.
Пять раз прокуковала кукушка, ее голова выскакивала при каждом ударе старинных часов. И только тогда разошлись ребята.
Расходясь, говорили о следующей субботе, о том, что вечеринку устраивает Зинка Милютина, и о двух рублях, которые нужно внести за вечеринку.
Антошка пошел провожать Дуську. На углу Невы у Старорусской догнал их Петька Кудрин.
— Подожди, Антон!
— Чего тебе? — неохотно отозвался тот.
— Брось с Дуськой трепаться.
Антошка пристально взглянул на Кудрина.
— А тебе что, аль заело?
— Не заело, а брось, говорю.
— Пошел-ка ты, Петька…
— Хорошо же…
И громкий крик Антона нарушил тишину улицы, а Дуська, приподняв пальто, быстро пустилась на утек.
Враг показывает свои когти
Утаптывая снег, наполняя гамом улицы, поеживаясь от утреннего мороза, группами и в одиночку торопятся ребята к своим станкам, машинам.
Комнатушка кабельной сети, как и обычно, заполняется медленно.
В углу около электрической печки собрались в кружок комсомольцы.
— Ты был у Летуна на вечере.
— Был, а что.
— Говорят, драка была.
— Врут. Я ушел в пять, ничего не было. Свои ведь ребята все были.
— Свои-то свои, а вот Антона сегодня на работе нет.
— Да и верно.
— В больницу отправили…
— Почему?
Около ребят увеличивается толпа.
— Антона ранили.
— Брось…
— Ребята говорят.
Сначала шепотом, потом громче, в разных местах, начинают склонять имя Антона.
— А кто его?
— Не знаю…
— Он ведь с Дуськой пошел.
— Не Кудряш ли виноват?
— С чего ты взял?
— Он за Дуськой приударял… А на вечере Антон-то с ней того…
— А что, пожалуй, и верно…
— Бросьте трепаться, — возвысился голос подошедшего Летуна, — нельзя так, не зная точно, топить парня. Разузнать нужно сначала, а потом уже и обвинять… А то Петька… А может, и с Антошкой ничего не случилось.
А вот и Петька… Все повернули головы к двери. Слегка косясь на ребят и как-то необычно хмуро подошел к своему ящику Кудрин. Снял пальто, накинул на себя прозодежду. Ни с кем не здороваясь, направился прямо к себе в мастерскую…
— Петька, поди-ка сюда, — позвал его Летун.
— Зачем?
— Да
— Валитесь-ка вы все, знаете куда…
— А ты что лаешься-то?…
— Подрался, ну и подрался. Я ведь, а не вы.
— А зачем своего парня-то резать?
— А ты видал? Или ты меня за руку держал?
В комнату вошел Глазов.
— А ведь гудок-то, товарищи, был…
Медленно стали расходиться по своим местам. Долго еще не умолкали голоса.
Прозвенел, оставив дребежащий звук в воздухе, звонок. В столовку потопали ноги.
Кабельщики и посейчас не могут успокоиться:
— Антон-то на самом деле порезан. И кем — своим парнем, Петькой Кудриным. Так сказала тетка Антона, приходившая в завком с его бюллетенем.
В комнатушке коллектива комсомола за столом секретаря группа активистов — Шалька, Костя — «экономист», тут же и Федька Летун.
Сахалинский за столом внимательно слушает рассказ Летуна о вечеринке.
— Ну, так как же, ребята.
— Чего — «как же». Кудрина нужно вызвать, потолковать. Узнать в чем дело, а потом уже и выводы делать, — предложил Шалька.
— Но все-таки, почему он ударил его в бок?
— Да что ты все — почему, да почему. — Из-за Дуськи все это.
Вмешался Костя:
— Гнать нужно из комсомола… Невыдержанный он. Из-за девчонки — нож в бок. Не место ему среди нас.
— Да чем Кудрин то виноват? Больше, пожалуй, виноват Федька. Зачем он таких баб на вечер приглашает. А из-за них парень должен пропадать, — прожевав кусок булки произнес Петька Миронов. — Хотя и Антон также хорош: бабник-то он известный — ни одной девчонки, если попала ему на глаза, не пропустит.
— Брось-ка ты, Петя. Да и не нам это разбирать. На то следственные органы у нас существуют.
— А ты все-таки, Оська, поставь вопрос на бюро. Потолкуем, — бросил на прощанье Шалька.
Гудок снова звал на работу.
Иосиф остался один. Мысли вертелись вокруг злополучной вечеринки. Вот тебе и «досуг». Ведь это же практическое преломление проклятого вопроса об отдыхе молодежи…
Для Иосифа было ясно, что в этом деле, так же, как в деле с Герасимовым, меньше всего виноваты сами потерпевшие. Ни Кудрин, ни Смирнов, ни Дуська, а безделье. Не занятое ничем время — вот враг. Ведь если бы ребята могли организовать свой отдых лучше, без выпивки, то, пожалуй, и драки не было бы. Нужно что-то сделать.
Нужно ввести все это в систему… А как? А тут другая история. — Иону в приемный покой пронесли.
После обеда Иона, подойдя к своим тискам, вынул из кармана кисет, из другого трубку, не торопясь набил ее.
Подошел к горну, положив уголек, раскурил. А от мастера к нему Петька Миронов:
— Иона, Павел Дмитрич зовет…
— Чего ему нужно?
А сам, положив около тисков трубку, неторопливо вышел из мастерской.
Петька остался. Бросилась в глаза оставленная Ионой трубка.