Повесть о доме Тайра
Шрифт:
«Что со
И неотвязные мысли эти прервали слова молитвы, разомкнулись сложенные ладони и, обратившись к праведному Такигути, он молвил:
— Увы, не следует человеку иметь жену и детей! Мало того что неустанно печешься о них, пока живешь в миру, — горько, что любовь к ним мешает достичь нирваны в грядущей жизни! Даже сейчас мысль о них неотступно меня терзает! Но коль скоро на сердце у меня такая кручина, стало быть, я снова впадаю в грех и каюсь вам в этом!
Отшельнику стало жаль Корэмори, но, подумав: «Что же будет, если я тоже окажусь малодушным?» — он с усилием принял спокойный вид и, утерев слезы, ответил:
— Поистине мне понятно, что творится у вас на сердце! Бремя любви с равной силой гнетет и низкорожденных, и знатных. Особливо же крепки узы, соединяющие супругов! Связь супругов глубже и крепче всех прочих связей, ибо предопределена еще в прошлых рождениях! Говорят, что даже одна ночь, проведенная вместе на одном изголовье, и то предначертана за пятьсот рождений до этой встречи… Но все в нашем бренном мире подвластно закону, гласящему: за расцветом следует увяданье, за каждой встречей — разлука…
Лягут на листья капли прозрачной росы или на стебель — на заре чуть раньше, чуть позже суждено им равно исчезнуть.Союз, заключенный осенним вечером в прославленном Ли-шаньском дворце [594] , закончился тем, что разбились сердца влюбленных! Любовь ханьского властителя У-ди к госпоже Ли, чье изображение он повелел запечатлеть на стене в павильоне Сладкого Источника, в Ганьцюаньских чертогах, тоже, увы, имела конец! Даже святые Чжун-цзы и Мэй Фу [595] должны были умереть. Сами бодхисатвы не властны избегнуть закона жизни и смерти. Сколь бы долго и счастливо ни длилась ваша жизнь, все равно, скорбь смерти неотвратима! Даже если бы вы прожили на свете сто лет, расставаться с жизнью было бы так же горько! Демон Мара, владыка зла, повелитель Шестого неба [596] , в особенности злобствует, когда для живых существ в этом мире наступает последний миг, навсегда избавляющий их от круговращения жизни и смерти; в эти мгновенья он превращается то в жену, то в мужа, чтобы помешать умирающему достичь нирваны. Зато будды всех Трех миров любят всех живущих на земле, словно родных детей, и стремятся направить их на путь, ведущий в Чистую обитель рая! От самого сотворения мира любовь к женам и детям — помеха в круговращении жизни и смерти. Именно по этой причине Будда строжайше запрещает человеку обзаводиться семьей!.. Но не падайте духом! Ёриёси, инок из Иё [597] , основатель дома Минамото, выступив по приказанию императора походом на север против смутьянов и варваров Мунэтоо и Садатоо Абэ, за двенадцать лет отрубил в сражениях шестнадцать тысяч голов! А сверх того, сколько зверей убил он в горах и долах, сколько чешуйчатых созданий изничтожил в потоках и реках — и сосчитать невозможно! И все же, говорят, что накануне кончины в сердце его пробудилась жажда спасения, проснулась вера, и ему удалось возродиться к жизни новой и вечной! Особливо же велика благодать, нисходящая на того, кто примет монашеский чин, — ему отпускаются все грехи, совершенные в прошлом! Ибо святое учение гласит, что один день, проведенный в монашестве, угоднее Будде, чем воздвижение пагоды, даже если, украшенная всеми сокровищами мира, она достигнет высотой неба Тридцати Трех! [598] Оттого-то и Ёриёси, великий грешник, сподобился рая, ибо был преисполнен твердой воли к спасению. А уж вы — и тем паче, ведь на вас и особых грехов-то нет… Стало быть, рай уготован вам без сомнения! К тому же божество вершины Кумано — будда Амида. Его священные клятвы все направлены к одной-единственной цели — спасению всего живого. Такова и первая его клятва: «Уберечь все живое от Трех путей греха в этом мире!» — такова и последняя: «Помочь им обрести Три заповеди терпения!» Особливо же благостна восемнадцатая священная клятва: «Если я стану буддой, все живые твари уверуют в мои клятвы и возрадуются, стремясь обрести новую жизнь в моей Чистой обители рая! Если же, прочитав молитву — безразлично, один ли раз или десять, — они не обретут рая, значит, я не достиг настоящего просветления, не стал истинным буддой!» Стало быть, можно всецело уповать на молитву, произнесете вы святые слова одни ли раз или десять… Веруйте искренне, и пусть даже во сне не зародится в душе сомнение! Произносите слова молитвы, и будда Амида, уменьшив свой облик, огромный, беспредельный, как миллиарды песчинок на дне священного Ганга, встретит вас под звуки божественной музыки у восточных врат Обители рая, в сопровождении бодхисатв Каннон, Сэйси [599] и бесчисленного сонма других бодхисатв и будд! Вам кажется, будто тело ваше погрузится в синие волны моря — на самом же деле оно вознесется к пурпурным облакам! А когда вы станете буддой и достигнете просветления, тогда, возможно, вы снова родитесь на этой земле, чтобы направить на праведный путь супругу вашу и деток. В этом нет и не может быть ни малейших сомнений, ибо сказано: «Снова возвратившись в мир скверны, спасешь людей для неба и рая!»
594
Союз, заключенный осенним вечером в прославленном Ли-шаньском дворце… — Речь идет о танском императоре Сюаньцзуне и о его возлюбленной Ян-гуйфэй. Их трагической любви посвящена поэма Бо Цзюйи «Вечная печаль» (пер. Л. Эйдлина).
595
Мэй Фу — реальный человек, живший при династии Хань. Прославился своей ученостью,
596
Демон Мара… повелитель Шестого неба… — Мироздание, как оно описано в буддийской религиозной литературе, имело сложную структуру. Материальный мир, в котором живут люди (один из трех миров, образующих мироздание, так наз. Мир страстей), состоял из шести сфер; одной из них считались Небеса, в свою очередь разделенные на шесть отдельных небес (небо Тридцати Трех, небо Четырех Небесных царей, небо Тусита и т. д.). Шестое небо — небо Любви. Здесь самоуправно действует демон Мара (буддийский вариант Сатаны, олицетворяющий силы зла), пытаясь с помощью уз любви помешать человеку достичь нирваны (согласно буддийскому вероучению любовь в ее разнообразных проявлениях препятствует достижению вечного покоя — нирваны — в такой же степени, как и ненависть).
597
Ёриёси, инок из Иё… — Ёриёси Минамото (995–1082), раскаявшись в своих грехах, постригся в монахи, а так как до пострижения он был правителем земли Иё, его прозвали Инок из Иё (см. примеч. 94).
598
…достигнет высотой неба Тридцати Трех! — Небо Тридцати Трех (яп. Торитэн, санскр. Траястримса) — вторая из шести небесных сфер, относящихся к нашему, т. е. к материальному, миру. Оно находится на вершине фантастической горы Сумэру, где обитает бог Индра в своем замке Радости, а по четырем сторонам главной вершины возвышаются горные пики, на каждом из которых обитают восемь небожителей. Отсюда название этой небесной сферы, букв.: небо Тридцати Трех (т. е. бог Индра плюс тридцать два небожителя).
599
…встретит вас… в сопровождении бодхисатв Каннон, Сэйси — Будда Амида и его неизменные спутники, бодхисатвы Каннон и Сэйси — одна из традиционных триад буддизма (напр., триада Шакья: в центре будда Шакья-Муни, по сторонам его спутники бодхисатвы Мондзю (санскр. Манджушри) и Фугэн (санскр. Саманта-охадра); триада Якуси: в центре будда Якуси, слева и справа бодхисатвы Гакко (санскр. Чандрапрабха, букв.: Лунный свет) и Никко (санскр. Шурьяпрабха, букв.: Солнечный свет) и т. д.).
И, ударив в гонг, святой отшельник призвал Корэмори к молитве.
«Да, наступает час моего просветления!» — подумал тут Корэмори, оставил смятенные мысли, обратил взор к закату и, молитвенно сложив ладони, сто раз громко прочел молитву. Но вот в последний раз прозвучал его голос «Будда Амида, славься!» — и в тот же миг он погрузился в море. Его спутники Сигэкагэ и Исидо-мару, также возгласив имя Будды, следом за ним бросились в море.
13. Князь Ёримори в Камакуре
Такэсато тоже хотел вдогонку за ними броситься в воду, но отшельник удержал его в лодке, и ему пришлось подчиниться.
— Как же ты смеешь нарушить волю твоего господина? Как ненадежны все-таки слуги! Отныне твой единственный долг — молиться за упокой души господина! — так, сам в слезах, наставлял его праведный Такигути, но Такэсато, не слушая поучений, упал на дно лодки и, горюя, что не умер вместе со своим господином, в отчаянии катался по доскам, громко крича и плача. Поистине скорбь его не уступала горю слуги Чандаки [600] , когда тот в одиночестве возвратился в царский дворец, ведя под уздцы коня, которого царевич Сиддхартха подарил ему, навсегда удалившись в лесные дебри…
600
…не уступала горю слуги Чандаки… — Чандака был слугой царевича Сиддхартхи, будущего будды Шакья-Муни. Решив искать пути спасения людей от неизбежных в жизни страданий, Сиддхартха неожиданно покинул дворец и удалился в лесную чащу, чтобы погрузиться там в размышления. Его сопровождал слуга Чандака, которому Будда велел вернуться во дворец, сообщить о его решении удалиться от мира и отвести обратно его коня. Чандака в отчаянии умолял его одуматься, но Шакья-Муни остался непреклонен.
Некоторое время праведный Такигути и Такэсато кружили по воде, глядя, не всплывут ли утопленники, но все трое погрузились глубоко на дно морское и больше не появились. Праведный Такигути непрерывно читал молитвы, повторял слова святой сутры. «Да сподобятся души усопших Чистой обители рая!» — произнес он на помин душ утопленников, и скорбно то было!
Меж тем вечернее солнце склонилось к закату, мгла окутала море, и, как ни тяжело было расставание, они возвратились на берег, привели назад опустевшую лодку, и слезы падали на рукава монашеской рясы так же обильно, как капли с весел… Отшельник вернулся назад, на святую вершину Коя, а Такэсато, в слезах, возвратился в крепость Ясиму.
— О горе! — промолвил князь Сукэмори, когда Такэсато подал ему письмо Корэмори. — Как больно, что старший брат не так полагался на меня, как я, во всем ему доверявший! Князь Мунэмори и госпожа Ниидоно думали, будто он, подобно вероломному Ёримори, предался душой Ёритомо и бежал отсюда в столицу. Оттого они косо смотрели и на нас, его братьев, а он, оказывается, бросился в море Нати! Как горестно, что он не взял нас с собой, дабы мы вместе обрели конец в волнах, и теперь нашим мертвым телам суждено лежать порознь, далеко друг от друга! А на словах он ничего не велел передать нам? — спросил Сукэмори.
— Вот о чем он велел сказать вам изустно: «В Западном море мы потеряли витязя Киёцунэ, в Ити-но-тани пал в бою Моромори. А теперь, когда я, самый старший из братьев, тоже решил покончить с собой, как тяжко и тоскливо вам будет! Вот единственное, что камнем лежит на сердце…» — И Такэсато подробно передал слова Корэмори, вплоть до распоряжения о «Китайских» доспехах и о мече Вороненок.
— Теперь мне тоже осталось недолго жить на свете! — сказал князь Сукэмори и, закрыв лицо рукавом, заплакал горючими слезами. Несчастный, у него и впрямь была причина для горя! Лицом он очень походил на старшего брата, и все, видевшие его отчаяние, тоже невольно прослезились. Собрались все самураи и тоже горевали с ним вместе.
«А мы-то думали, что он, как князь Ёримори, перекинулся на сторону Ёритомо и убежал в столицу! На самом же деле оказалось совсем иное!» — сказали князь Мунэмори и госпожа Ниидоно, и снова все скорбели и сокрушались.
В первый день четвертой луны прежнему изгнаннику Ёритомо был пожалован четвертый придворный ранг. Раньше он имел всего лишь младший разряд пятого ранга, теперь же разом перескочил через пять ступеней — блестящее возвышение! Сказывали, что это награда за одоление Ёсинаки из Кисо.