Повесть о доме Тайра

Монах Юкинага

У Куро Ёсицунэ служили десять знатных самураев, присланных властителем Камакуры, но как только пронесся слух, что между князем Ёритомо и Ёсицунэ возникла размолвка, все они, один за другим, дружно отбыли обратно в Камакуру.

Ёритомо и Ёсицунэ — родные братья; сверх того, их соединяет союз отца и сына... С тех пор как весной минувшего года Ёсицунэ одолел Ёсинаку из Кисо, он неоднократно победоносно сражался с Тайра и нынешней весной окончательно разгромил их. Он замирил страну, укротил бурю, бушевавшую во всех концах света. Казалось бы, за это надлежит его наградить. «Отчего же, по какой такой причине прошел этот слух о ссоре?» — в недоумении дивились все, от государя до самого ничтожного

из людей. А вся причина заключалась в том споре — ставить или не ставить «оборотные весла», — который возник между Кадзихарой и Ёсицунэ, когда минувшей весной, готовясь ударить на крепость Тайра в Ясиме, снаряжали они корабли в краю Сэтцу, в гавани Ватанабэ. Кадзихара посчитал тогда, что Ёсицунэ нанес ему смертельное оскорбление и оклеветал его перед князем — из-за этого и вышла размолвка.

«Ёсицунэ, без сомнения, замышляет измену! — уверился князь Ёритомо. — Если послать против него знатных воинов-самураев, он разрушит мосты через реку в Сэте и в Удзи и снова начнется в столице военная смута. Это мне не на пользу...» И, рассудив так, призвал он монаха по имени Сёсюн Тосабо и сказал ему:

— Почтенный отец, поезжайте в столицу якобы для молитвы в кумирнях и храмах, обманите Ёсицунэ и убейте!

Почтительно выслушав приказание, Тосабо удалился от князя и тотчас же пустился в путь, даже не заходя к себе в келью.

В двадцать девятый день девятой луны Тосабо прибыл в столицу, но в усадьбу Ёсицунэ явился только назавтра. Услышав о прибытии Тосабо, Ёсицунэ сам послал за ним своего вассала Бэнкэя, и вскоре оба явились.

— Привез ли ты письмо ко мне от властелина Камакуры? — спросил Ёсицунэ.

— Нет, никаких особых поручений мне не дано, оттого и письма никакого нет. Князь велел только передать на словах: «Уже долгое время в столице царят мир и порядок. Полагаю, что это твоя заслуга. Охраняй же со всем усердием покой столицы!» — так велел он на словах передать вам!

— Сдается мне, что на деле все обстоит иначе... — отвечал Ёсицунэ. — Тебя послали с поручением убить меня, Ёсицунэ. Если бы князь прислал сюда знатных воинов-самураев, я мог бы разрушить мосты через реки в Сэте и в Удзи, столица снова пришла б в волнение, а это пошло бы лишь во вред князю... Нет, он повелел тебе: «Притворись, будто приехал для молитвы в кумирнях и храмах, обмани его и убей!»

Тосабо, пораженный, ответил:

— Да мыслимо ли нечто подобное?! Просто я собрался пойти по обету на богомолье в Кумано.

— Из-за клеветы Кадзихары, — продолжал Ёсицунэ, — меня не допустили в Камакуру, прогнали назад в столицу, не позволив даже встретиться с князем. По какой причине так со мной поступили?

— Ума не приложу, отчего могло такое случиться! Что до меня, то совесть моя чиста, в этом я готов письменно вам поклясться!

— Как бы то ни было, а властитель Камакуры что-то против меня замышляет! — сказал Ёсицунэ, и чело его омрачилось.

Чтобы избежать опасности хоть на время, Тосабо тут же, не сходя с места, написал семь клятв на семи листах бумаги, часть листов сжег и проглотил пепел, остальные послал на сохранение в храмы, и тогда Ёсицунэ позволил ему удалиться. Тосабо решил в ту же ночь напасть на Ёсицунэ, предварительно позвав на подмогу самураев из дворцовой охраны, отбывавших очередную службу в столице.

У Куро Ёсицунэ была горячо любимая женщина — танцовщица Сйдзука, дочь монахини Исо-дзэнни, в прошлом тоже танцовщицы-сирабёси. Сйдзука неотлучно находилась при Ёсицунэ, никогда с ним не расставалась. И сказала тут Сйдзука:

— На всех дорогах полным-полно самураев! Ведь от нас никто их не призывал, отчего же так волнуются и шумят эти сменные самураи [626] ? Странно!.. Ах,

мне кажется, все это дело рук давешнего монаха, писавшего клятвы! Пошлю-ка кого-нибудь разузнать!.. — И так как на службе у нее состояло несколько юношей кабуро, прежде служивших Правителю-иноку в Рокухаре, она отобрала из них несколько человек и послала разведать, что происходит, но время шло, а они все не возвращались. «Пожалуй, лучше послать женщину...» — подумала Сидзука и послала служанку. Вскоре та бегом возвратилась.

626

...отчего так шумят эти сменные самураи? — Сменными самураями назывались рядовые провинциальные воины, призванные на определенный срок для несения сторожевой службы в столице.

— Двое человек, похожих на кабуро, лежат зарубленные у ворот дома Тосабо... — сказала она. — А во дворе полным-полно оседланных коней... Самураи готовы выступить по первому знаку... Колчаны у них полны стрел, луки с натянутой тетивой, все вооружены до зубов... А чтобы готовились к богомолью — нисколечко не похоже!

Как только Ёсицунэ услышал эти слова, он тотчас же вскочил, Сидзука проворно подала ему длинный боевой панцирь. Завязав только верхний шнур, Ёсицунэ схватил меч и вышел. У главных ворот стоял наготове оседланный конь. Ёсицунэ вскочил в седло и, крикнув: «Отворите ворота!» — стал поджидать врагов.

В самом деле, не прошло и часа, как к воротам примчались сорок-пятьдесят всадников в полном вооружении и громко грянул их боевой клич. Ёсицунэ выпрямился на стременах и крикнул громовым голосом:

— Не родился еще в Японии человек, который сумел бы легко и просто одолеть Ёсицунэ, будь то в ночном бою или в дневном сражении! — В одиночку погнал он вперед своего коня, и в страхе расступились перед ним пятьдесят всадников, позволив проехать.

Тем временем подоспели вассалы Ёсицунэ — Гэндзо Эда, Таро Кумаи, Мусасибо Бэнкэй — всяк равен тысяче! Следуя за своим господином, ударили они на врага. Сбежались и рядовые самураи, обитавшие по соседству. Вскоре набралось их человек шестьдесят-семьдесят, и, как ни храбро бился Тосабо, сражение длилось недолго — в один миг была разбита его дружина. Спастись удалось немногим, убитых же было множество. Самому Тосабо тоже грозила смерть, но он все-таки сумел ускользнуть и бежал на гору Курама, где и спрятался в одном из ущелий. Но монастырь на горе издавна состоял в тесной дружбе с Куро Ёсицунэ: монахи схватили Тосабо и на другой же день доставили к Ёсицунэ. Передают, будто он укрывался в лощине, именуемой Долиной монахов.

Тосабо притащили во двор и бросили наземь. На нем был темно-синий кафтан, на голове — капюшон такого же цвета.

— Что, почтенный монах, видно, не впрок пошли тебе твои клятвы? — усмехнувшись, сказал Ёсицунэ.

Тосабо выпрямился и, нисколько не дрогнув, громко расхохотался.

— Да, то были ложные клятвы. Боги карают меня за это! — ответил он.

— Приказ господина ты ставил дороже жизни... Такая преданность достойна награды! Скажи, что тебе жаль расставаться с жизнью, и я отпущу тебя обратно, в Камакуру!

— Нет, не выйдет! — отвечал Тосабо. — Вы готовы пощадить меня, если я скажу, что дорожу жизнью? Повелитель Камакуры сказал мне: «Ты монах; но тем не менее способен одолеть Ёсицунэ!» Я подчинился его приказу и, стало быть, отдал свою жизнь господину. Как же я могу теперь изменить ему? Если хотите быть милосердным, велите поскорее отрубить мне голову — вот моя единственная просьба!

После таких его слов последовал приказ: «Зарубить!»; его оттащили на речной берег, к Шестой дороге, и там казнили. Все хвалили мужество Тосабо.