Повесть о доме Тайра
Шрифт:
_ О великий бодхисатва Хатиман, сподобь нас снова возвратиться в столицу вместе с нашим владыкой — государем! — взмолился дайнагон Токитада. Горестно звучала эта молитва! Каждый невольно оглядывался назад, и тревожно было на сердце, как в подернутом туманом небе, где тонкими, зловещими струйками поднимался вдали дым пожарищ...
О суетность мира! Как будто хозяевам вслед к заоблачным высям устремились клубами дыма уничтоженные жилища... —сложил тюнагон Норимори. А Цунэмори, глава Ведомства построек, сложил:
Поглядим же назад,с родным пепелищем простимся,чтобыПоистине нетрудно понять, что творилось на сердце у тех, кто, оставив родные края в дыму и огне пожарищ, пустился в бескрайний путь, терявшийся в заоблачных далях... О, горькая, злая доля!
Когда Садаёси, правитель земли Хиго, услышал, что воинство Минамото уже приблизилось к устью ёдо и вот-вот вторгнется в столицу, он устремился туда с дружиной — а было у него более пятисот всадников, — чтобы отбросить врага. Но слух оказался ложным, и Садаёси возвратился в столицу. На равнине Удоно повстречался он с императорским поездом.
Сошел с коня Садаёси и, взяв лук под мышку, опустился на колени перед князем Мунэмори.
— Что это значит? — спросил он. — Куда вы бежите? Не вздумайте искать убежище на острове Четырех Земель, Сикоку, — вас сочтут там беглецами, преступниками, обратят против вас оружие, и дурная слава пойдет за вами повсюду, а это прискорбно! Надобно остаться в столице и встретить здесь свою судьбу, а там будь что будет! Так надлежит поступить вам, только так, не иначе!
— Садаёси, ты, верно, знаешь, — отвечал ему Мунэмори, — что Ёсинака с пятидесятитысячным войском уже подступил вплотную к столице с севера. У восточных склонов Святой горы, в Сакамото, видимо-невидимо его воинов! Нынче в полночь государь-инок покинул столицу и скрылся неизвестно куда. Будь мы одни, куда ни шло — можно было б остаться, но нельзя же подвергать опасности государыню-мать и госпожу Ниидоно! Вот почему мы решили взять с собой государя и всех вассалов и бежать прочь из столицы!
— В таком случае отпустите меня! — промолвил Садаёси в ответ на эти слова. — Я возвращусь в столицу, и будь что будет! — И, передав пятьсот своих воинов под начало сыновей покойного князя Сигэмори, он взял с собой человек тридцать, не более, и с ними возвратился в столицу.
Когда пронесся слух, что Садаёси вернулся, чтобы покарать тех из родичей Тайра, которые остались в столице, князь Ёримори не на шутку перепугался.
— Не иначе как он вернулся по мою душу! — воскликнул он. А Садаёси раскинул шатер на пепелище усадьбы Тайра на Восьмой Западной дороге и провел там всю ночь в ожидании, но никто из вельмож Тайра не последовал его примеру и назад не вернулся, и глубокая скорбь поселилась в сердце Садаёси. Наутро он раскопал могилу князя Сигэмори — дабы не топтали ее копыта коней Минамото! — и, обратившись к мертвому праху, в слезах промолвил:
— О горе, горе! Взгляни, что сталось с твоим семейством! С древних пор известна нам истина, что все живое неизбежно погибнет и на смену радости придет горе... И все же мир не видел столь прискорбных событий, как те, которым ныне я стал свидетель! Ты, господин, мудрым прозрением предвидел это тяжкое время и заранее вымолил у Будды преждевременную кончину; теперь я вижу, как счастлив удел твой! Мне, Садаёси, тоже надлежало тогда вместе с тобой сойти в могилу, а я сохранил бесполезную жизнь свою и вот дожил до этих горестных дней лишь для того, чтобы увидеть все эти беды! О, как тяжко и больно! Да будет мне дано после смерти встретить тебя в мире потустороннем, да пребудем мы навечно вместе в обители рая! — так, горько плача, изливал он горе, переполнявшее его душу. Прах князя Сигэмори он отослал на святую вершину Коя, землю из могилы бросил в воды реки Камо, а сам обратился в бегство, держа путь на восток, в сторону, противоположную той, куда ушли его господа.
В минувшие годы самурай Томоцуна Уцуномия, попав в плен к Тайра, был отдан под надзор Садаёси [520] , и Садаёси относился к нему заботливо и сердечно. И вот теперь, быть может, уповая на эту прежнюю дружбу, Садаёси поехал к нему, и Томоцуна принял его радушно.
17. Тайра покидают Фукухару
Князь Мунэмори и все другие вельможи Тайра, кроме князя Корэмори Комацу, взяли с собой жен и детей, но остальные их приближенные такой возможности не имели и пустились в бегство, побросав своих близких, не ведая,
520
...был отдан под надзор Садаёси... — Почетных пленников, которым по тем или иным соображениям сохраняли жизнь, передавали наиболее заслуженным вассалам под личную ответственность и надзор. Так, самурай Томоцуна из местности Уцуномия, в краю Симоцукэ (современная префектура Тотиги), находился под стражей у Садаёси, одного из ближних вассалов дома Тайра.
Разлука всегда печальна, даже когда час новой встречи заранее известен, определенно назначен: какое же великое горе охватило людей нынче, когда расставаться им пришлось, быть может, навеки и они в последний раз видели своих близких! Немудрено, что и те, кто уходил, и те, кого покидали, проливали горькие слезы. Но нерушимы прочные узы, связующие вассала и господина! Мыслимо ли забыть о благодеяниях господ, которым служили долгие годы?! Оттого и шли вперед стар и млад, то и дело оглядываясь назад, и ноги, казалось, не хотели повиноваться их воле...
Многих, кто вел корабли,огибая прибрежные скалы, Вверясь теченьям морским, —на волнах беспощадно качало. Многие сушей ушли.пробивались чащобой дремучей, Плетью коней горяча,по завалам взбирались на кручи, Плыли по рекам в челнах,на шесты и багры налегая. Каждый по нраву избралпуть на запад из отчего края...Но вот прибыли Тайра в свою вотчину Фукухара, и князь Мунэмори, созвав самых доблестных, прославленных самураев, старых и юных, обратился к ним с речью:
— Настал конец счастью, сопутствовавшему нашей семье благодаря добродетели многих поколений прославленных наших предков! Род наш постигло возмездие за неправедные деяния. Боги отвернулись от нас, государь-инок нас покинул! Составив столицу, блуждаем мы по дорогам бесприютных скитаний — та-кова теперь наша участь, и впереди нас ждет неизвестность. Но мы знаем: не случайна связь между теми, кто хоть раз вместе укрывался от дождя под сенью дерева или вместе утолил жажду, зачерпнув воду из одного потока, — даже такая мимолетная встреча предопределена глубокой связью в предыдущих рождениях! Насколько же прочнее и глубже связующие нас узы! Все вы — не случайные люди, служившие нам лишь короткое время; вы — потомственные вассалы нашего дома, как и многие поколения ваших предков! Многие из вас связаны с нами узами родства, осыпаны щедрыми милостями нашего дома на протяжении нескольких поколений. В минувшие годы, когда процветал наш род Тайра, вы тоже благоденствовали и семьи ваши жили в довольстве благодаря нашим щедротам! Ныне пришло время воздать нам за эти благодеяния! Помните, здесь с нами император, владыка, украшенный всеми Десятью добродетелями, с нами три священных символа его власти! Отвечайте же, готовы ли вы следовать за ним на край света, в неведомые поля и горы?
Выслушав эти речи, и стар и млад ответили в один голос, проливая слезы волнения:
— Благодарность за добро свойственна даже несмышленым зверям и птицам! Так неужели же мы, родившись людьми, способны позабыть эту заповедь? На протяжении долгих двадцати лет мы лелеяли наших жен и детей и пеклись о наших вассалах единственно благодаря вашим щедрым благодеяниям. Мы, самураи, всадники, посвятившие себя служению луку и стрелам, почитаем двоедушие в особенности постыдным! Мы пойдем за государем повсюду, — не только здесь, в Японии, об этом и говорить нечего, — но и дальше, куда угодно, хоть в Силлу, в Пэкче, в Когуре, в Кидань [521] , на край света, за моря-океаны, а там будь что будет! — так дружно ответили самураи, и вельможи Тайра воспрянули духом.
521
...в Силлу, в Пэкче, в Когуре, в Кидань... — Силла, Пэкче и Когу-ре — названия корейских царств, существовавших на Корейском полуострове в 1 тыс. н. э.; Кидань — название области, граничившей с севера с Китаем (Сунской империей, 960—1279), где обитали племена киданей.