Повесть о дружных
Шрифт:
Но ребятам кусок не шел в горло.
Так вот оно как! Миша бабушке ничего не рассказал: ни про драку, ни про то, что с ним в школе не разговаривали. Нахваливал.
Ребята прятали глаза друг от друга. Даже Климушка, не понимая, в чем дело, присмирел и смотрел на Мишу, не мигая, что не мешало ему усердно набивать рот теплыми шаньгами.
И вдруг бабка вышла. Тяжелое молчание повисло в избе. Тут Таня не выдержала.
– Ну и что?
– сказала она звонко.- Ну и поссорились, а теперь давайте мириться! Давай, Миша, а? Дружить будем?
Миша весь вспыхнул, растерянно
А Манька встала в позу и продекламировала:
Перестали плохо жить,
Стали с Мишенькой дружить!
Петька презрительно скривился:
– Фу ты, надоела! Подумаешь, Некрасов!
Когда бабка вошла в избу, она только диву далась, как быстро исчезли ее пухлые шаньги и как тараторили языки.
– А что у тебя там наверху, на крыше?
– А у меня там корабль.
– Как корабль?!
– А так: все по-настоящему сделано - мачты, парус, штурвал.
– Ну!? Покажи!
– Пойдем, пойдем. Только...
– Что только?
Манька сразу поняла.
– Вот, ей-богу, ей-богу, не буду песен петь...
Нюра сурово остановила ее:
– Опять божишься?
– Ой, не буду, не буду... ей...- Манька зажала рот рукой.
По скрипучей лесенке поднялись ребята на крышу. Там, и правда, было похоже на палубу корабля. Были набиты гладко обструганные доски. Из тонких реек вокруг помоста сделаны борта. На гвозде, вбитом в мачту, висел бинокль. Правда, он был без стекол, но это был настоящий морской бинокль.
Миша вытащил откуда-то бескозырку и превратился в моряка.
– Я сейчас, ребята, буду паруса поднимать, а вы становитесь к штурвалу. Ведите корабль по курсу.- Миша кивнул на колесо.
Девочки разинули рты, а Саша, Петька и Алеша бросились к колесу. Оно скрипело и поворачивалось, как настоящий корабельный штурвал.
– Полундра!
– закричал Миша.- Подымай паруса!
Он потянул за какие-то веревочки, и на мачту пополз самый настоящий парус. Правда, он был сделан из двух мешков, но ветер сразу надул его, загудел в снастях, и ребятам показалось, что их корабль сдвинулся с места и поплыл, поплыл по буро-зеленым водам, в далекие, неведомые, прекрасные моря.
Таня вздохнула всей грудью и запела Артековскую "Морскую", которой тоже научила ребят Лена:
Над волнами вьются чайки,
Люди по морю плывут,
Ветру парус подставляй-ка,
Чтобы туже был надут!
Ребята подхватили:
Ну, живей,
Веселей!
Бей веслом по волнам,
Чтобы брызги блестели
И фонтаном летели
Высоко к облакам!
– Право на борт!
– кричал Миша.- Вперед!
Мишины дела
Мишу как будто бы подменили: так рьяно взялся он за учение, так приветлив был с товарищами, такими преданными глазами смотрел на Елену Павловну!
Ребята упорно занимались. Леночка все чаще и чаще оставалась в школе на дополнительные занятия со слабыми учениками.
Таня подолгу сидела за уроками,
– Брысь! Вон опять зеленая стала, словно луговая трава! Иди, гуляй!
Таня оденется и выйдет, но ей во дворе скучно. Ребят нет,- за уроками сидят,- да и дома ведь работы не убавилось.
Птицы не поют, только златогрудые зинзиверы прыгают суматошливо у конюшни и чирикают: "зин-зи-вер", "зин-зи-вер". Высоко под облаками летят на юг перелетные птицы,- вдруг камнем упадут на деревья: устали, отдыхают.
Грачи тренируются перед дальней дорогой.
– Грач улетает, снег пойдет!
– говорит Власьевна.
Осень. Осень.
Побродит Таня по пустому двору и вернется домой заниматься.
А Мише пришлось совсем туго. Столько у него пропущенного, неусвоенного, непонятого! Лена сходила к Ивану Евдокимовичу, попросила его временно совсем освободить Мишу от всякой работы в колхозе.
Покряхтел немножко Иван Евдокимович. Трудно ведь! Работа не остановилась. Трактор все стучит в полях, торопится, поднимая последнюю зябь, пока не замерзла земля. Срезают капусту, убирают ботву, возят на поля навоз. Да нужно еще овощехранилище загрузить, да нужно машины отремонтировать, да нужно... да нужно... а людей не прибавилось. Мишины ловкие руки вот как дороги!
– Ну, что ж, надо так надо, Лена Павловна,- вздохнул Иван Евдокимович,- учеба для твоих, конечно, первое дело. Справимся и без него.
Лена вернулась домой довольная.
– Ну, теперь Мише будет посвободнее; только надо ему крепко помочь. Саша будет с ним заниматься арифметикой, а ты, Чижик, помоги ему с русским.
– А он меня не будет слушаться.
– Ну как не будет! Будет! Он мне сказал, что ни одной тройки не допустит.
Таня с сомнением покачала головой.
Теперь Миша приходит к ней через день, и Таня объясняет ему правила, заставляет писать диктовку, дает дополнительные упражнения.
Власьевна смеется:
– Ну, и правда, посмотришь на них, чисто мишка и чижик, верное слово!
А Миша слушается, слушается, да вдруг и заартачится:
– Не буду больше писать! Что, ты забыла,- у меня еще уроки есть!
Таня с достоинством кладет карандаш и говорит:
– Пожалуйста, только я пойду скажу об этом Елене Павловне.
И Миша сейчас же снова придвигает к себе тетрадку:
– Ну, ладно уж тебе, ладно! Сразу ябедничать. Давай диктуй.
– "Брось прут в пруд",- диктует Таня.
– Ну и зачем это в пруды всякую пакость бросать?
– ворчит Миша.- Тоже еще! Засорят, а кто чистить будет? Колхозники? Я лучше иначе напишу.
– Ну что ты там иначе напишешь?
– кипятится Таня.- Это ведь на глухие и звонкие.
– И я на глухие и звонкие, только так, чтобы было правильно.
И Миша пишет: "Не бросай прут в пруд".
Кончив занятия, Миша не спешит домой. Он сначала принесет воды сестрам, наколет дров, подметет около крыльца. Потом непременно побежит к учительской, дождется выхода Лены, возьмет у нее из рук тетрадки, портфель с книгами, глобус, принесет домой и спросит: