Повесть о футболе

Старостин Андрей Петрович

В тот день мы собрались у Веры. Как всегда, спор о футболе не затихал ни на минуту. Мнения доказывались, ниспровергались, утверждались, опрокидывались. Ведь есть два футбола. Один – словесный, другой – практический, на поле. Словесный футбол – это бессодержательная, нулевая ничья. Никто же из спорящих никогда не согласится с противником. Еще бы, признать себя побежденным!

И вот раздался звонок. Тот зловещий звонок, который мы угадываем сердцем, что он недобрый. Звонила старшая дочь Николая, Женя. Мы поняли, что Николаю нужна поддержка. Сели в машину – я, Александр и Петр. За рулем Костя Ширинян, зять Николая, муж младшей дочери

Елены, конечно, тоже футболист, когда-то центр-форвард команды ВВС. Наш путь лежал в больницу. Проезжая Пресненский вал, мы увидели, что наш дом снесен. Он был вырван, как старый зуб. На его месте зияла пустота. Пересекая площадь Пресненской заставы, я ощутил томление в груди, мы ехали по нашему стадиону, то есть мы ехали по асфальтовой магистрали, но она была проложена прямо по футбольному полю, которое мы когда-то возделывали своими руками. Я даже приподнялся, чтобы облегчить тяжесть несущейся по родному полю машины. Мне казалось, что мы едем по живому. Лежит поверженный стадион, а мы, его создатели и сыновья, катим прямо по груди сраженного. Грустные ощущения. Тем более, когда едешь в больницу к умирающему.

Окно палаты было освещено. Там умирала Антонина. Было поздно, и нас к Николаю не допустили. В освещенном окне мы. увидели его силуэт. Несмотря на сгустившиеся сумерки, он через стекло разглядел нас и бросил записку, в которой его прямым, твердым почерком было написано: «Тоня при последних вздохах. Подождите меня». Нелегко написать такое, не дожив с человеком всего нескольких месяцев до золотой свадьбы. Не хотелось верить: ведь мы тоже пятьдесят лет прошли рядом с ними, шаг в шаг, нога в ногу.

Дул сильный ветер, моросил дождь, низкие, темные облака, цепляясь за высокую крышу больницы, как предвестники неизбежного конца, гнались куда-то, словно косматые призраки. А мы, одноклубники Антонины, стояли и смотрели. Вот склонился и исчез силуэт Николая. Быстрее задвигалась тень сестры-сиделки, стали деловито перемещаться какие-то фигуры. Вновь вырисовался силуэт Николая. Потом свет в окне погас.

Вскоре к нам вышел Николай. «Все?» – спросили мы его, еще тая какую-то ничтожно малую долю надежды. «Все», – ответил он скорбно. Возвращались из больницы мы тем же маршрутом, но больше не сказали ни слова.

Мысли уносили далеко назад и вызывали в памяти беды и боли, обиды и радости, большие поражения и малые победы и, наоборот, малые поражения и большие победы, которые на своем пути пережил спартаковский коллектив, верным другом и неизменным членом которого в течение полувека была Антонина Андреевна Старостина…

В первый же год своего рождения новый клуб на Пресне заявил о себе во весь голос. Все четыре команды вышли в финал весеннего первенства Москвы. Правда, как я писал выше, первая команда потерпела поражение от ОЛЛС. Но такие опыты не проходили бесплодно.

Жизнь в клубе била ключом. Маленький стадион был магнитом, который к вечеру тянул и старых и малых. Тогда потребность проявиться в общественной деятельности носила, не боюсь этого сказать, какой-то эпидемический характер. В «лихорадке буден» того беспокойного времени тяга к спорту была огромная. Я убежденно верил, что только один дядя Митя не любит футбол, да и то, наверное, из упрямства.

Правда, портрет монарха он со стены уже давно снял. С «главковерхом» воевать перестал, но действительность принимал критически. Смерть единственного брата его сильно потрясла. Он очень страдал. Сидя в столовой за самоваром, нет-нет

да и крикнет, как при жизни отца: «Петрункевич, где ты там запропастился? Иди чай пить!»

В душе он был добрый человек. С виду строг, на словах жесток, на деле мягкий.

В начале двадцатых годов у дяди Мити домашних забот прибавилось. Его любимый и единственный сын Иван, или, как его в доме звали, Ванюшка, не достигнув мечты стать чемпионом в беге на коньках, обыграть Струнникова и Ипполитовых, с которыми безуспешно соревновался на Патриарших прудах, стал излишне, с горя, закладывать за воротник. А тут еще на его глазах произошел трагический случай с конькобежцем Королевым, с которым ему не раз: приходилось соревноваться.

Беговая дорожка тогда отделялась от внутреннего круга невысоким деревянным барьером. Королеву, бежавшему в паре с Платоном Ипполитовым, предстояло финишировать по маленькой, то есть по внутренней, дорожке, плечом почти соприкасаясь с барьером. Любопытствующая публика изнутри круга навалилась на барьер и одна доска, не выдержав напора, сломалась и острым концом отошла от стойки навстречу приближающимся спортсменам. Выйдя из-за поворота на прямую, Королев со всей скоростью грудью налетел на острый конец доски и был пронзен ею насквозь. Он тут же замертво упал на ледяную дорожку.

Так или иначе, но Ванюша к конькам охладел.

Пугавшая своим растленным влиянием «Горючка» уже прекратила свое существование. А вот трактир Бурлова, вновь открывшийся, стал предметом беспокойства дяди Мити и его супруги Агафьи Никифоровны. Посещение этого заведения Ванюшкой становилось все более частым, а катка – все более редким.

И вот где-то тут вскорости произошел душевный переворот у дяди Мити. Иначе я не могу назвать происшедшее.

Зная, как дядюшка ненавидит футбол, мы никогда и не заикались, чтобы пригласить его на стадион. Он никакие достоинства футбола не признавал. Считал, что имперскую корону футбол оскорбил в 1912 году, проиграв один-два Финляндии и шестнадцать-ноль «немчуре». А в 1923 году, когда впервые выехавшая за рубеж сборная команда РСФСР успешно выступила в Швеции, Норвегии и Германии, он только презрительно отмахнулся рукой: да где там большевикам выиграть, обманули небось!

В одно из воскресений на Красной Пресне был большой спортивный праздник в честь открытия реконструированного стадиона. Все младшее поколение двинулось на Пресню, а дядя Митя, нафабрив усы, обрядившись в котелок и взяв в руки палку с набалдашником из перламутра торжественной походкой отправился к обедне.

Спортивный праздник был в разгаре. Трибуны переполнены. Залитый солнцем стадион сиял красочным многоцветием спортивной формы различных команд. Юные члены общества на трибунах распространяли афишки. Среди них Вера Прокофьева, нередко бывавшая у нас в доме.

Вдруг слышу знакомый голос, оборачиваюсь и глазам своим не верю: дядя Митя возбужденно громко говорит юной спортсменке:

– Верочка, да как же вам не стыдно? В общественном месте, и без юбки!.. – Однако не назидание Верочке удивило меня. Дядя Митя отстал от века: «пуфы» уже перестали быть дамской спортивной формой, на смену пришли короткие трусики. И я и Вера были ошарашены самим фактом присутствия на стадионе дяди Мити.

Кого угодно я мог ожидать встретить на стадионе, но только не дядю Митю, такого старомодного и к тому же непримиримого врага футбола. Вот когда я окончательно поверил в гипнотическую силу кожаного мяча.