Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 1
Шрифт:
– Сыграйте хоть что-нибудь на прощание, чтобы было о чем вспоминать,– просит он, затем, велев принести привезенное из столицы китайское кото, начинает тихонько перебирать струны. В глубокой ночной тишине плывут чистые, светлые звуки. Вступивший на Путь, не выдержав, подсовывает под занавеси кото «со». Растроганная до слез игрой Гэндзи и одновременно воодушевленная ею, молодая госпожа начинает подыгрывать ему, и кото в ее руках звучит удивительно благородно.
Гэндзи всегда считал, что в игре на кото «со» не имеет себе равных бывшая Государыня-супруга. Она играла в современном стиле, и ценители неизменно восхищались необыкновенно ярким, выразительным звучанием ее кото. Ее игра
Дочь Вступившего на Путь играла уверенно и чисто. Нежные, стройные звуки, возникавшие под ее пальцами, казалось, проникали до самой глубины души. Право, трудно было не позавидовать ее мастерству. Изумленный, Гэндзи с упоением слушал совершенно ему незнакомые прелестные, трогательные мелодии. Ему хотелось слушать еще и еще, но, к его величайшей досаде, молодая госпожа очень скоро отложила кото, пробудив в его душе запоздалое сожаление: «О, зачем я не принуждал ее играть для меня прежде?» Ему оставалось лишь поклясться ей в вечной верности, что он и сделал со всей пылкостью, на какую был способен.
– Пусть это китайское кото будет залогом того, что когда-нибудь мы еще сыграем вместе,– говорит он, а женщина отвечает чуть слышно:
– В утешение мнеОставляешь слова мимолетные.Пению струнРыданьями вторя, отнынеВспоминать я стану тебя…– Это кото тебеОставляю в залог нашей встречи,Пусть струны егоНе ослабнут за время разлукиИ нынешний строй сохранят,-говорит Гэндзи.
– Мы непременно увидимся, прежде чем разладится это кото,– обещает он ей. Но она рыдает, думая лишь о близкой разлуке. И кто решился бы осудить ее?
Настало утро отъезда. Гэндзи покинул дом на холме глубокой ночью. Приехавшие за ним люди шумели и суетились, да и сам он пребывал в крайней растерянности, но все же, улучив миг, когда рядом никого не было, отправил молодой госпоже письмо:
«С какою тоскойПокидает волна этот берег,Чтобы исчезнуть вдали.Неизбывна тревога за тех,Кто остается у моря».Вот что она ответила:
«Скоро бедный приют,Где я долгие годы влачила,В запустенье придет.Не лучше ли броситься в волны,Тебя уносящие вдаль?»Прочитав это весьма откровенное послание, Гэндзи, как ни старался, не мог удержаться от слез. Люди, не знавшие, в чем дело, смотрели на него с сочувствием: «Видно, и к такому жилищу можно привыкнуть, если долго прожить в нем. Вот он и печалится, с ним расставаясь».
Ёсикиё же и прочие испытывали некоторую досаду, видя, что чувство Гэндзи оказалось куда сильнее, чем им представлялось. Как ни радовало всех возвращение в столицу, мысль о том, что сегодня они навсегда расстаются с этим побережьем, не могла не печалить, многие вздыхали, сетуя на разлуку, и немало было пролито слез. Впрочем, стоит ли все это описывать?
Вступивший на Путь лично позаботился о том, чтобы церемония
Как ни занят был Гэндзи, не ответить он не мог:
«Хочу и тебеНа память платье оставить,Ведь нам сужденоПровести вдали друг от другаНемало дней и ночей…»Надев присланное госпожой платье – ведь она сшила его нарочно для этого случая,– он послал ей свое. Но сколько мучительных воспоминаний должен был пробудить в ее сердце этот прощальный дар! Великолепный наряд еще хранил аромат его тела, и могла ли она спокойно смотреть на него?
– Давно уже отказался я от всего мирского, но не иметь возможности даже проводить вас сегодня…– сетовал Вступивший на Путь, и лицо его искажалось от сдерживаемых рыданий. Нетрудно себе представить, что при всем несомненном к нему сочувствии кое-кто из молодых прислужниц не устоял перед искушением посмеяться над ним.
– Отвратившись от мира,Соленым морским ветрамОтдался на волю,Но, увы, до сих пор не могуС этим берегом я расстаться…Мрак, царящий в моей душе, будет лишь сгущаться отныне (3). Позвольте же проводить вас хотя бы до заставы…– говорил он.– Может быть, слишком дерзко с моей стороны просить об этом, но если вдруг вспомните вы о ней…
Гэндзи был растроган до слез, и что на свете могло быть прекраснее его раскрасневшегося лица?
– Есть одно обстоятельство, которое не позволит мне забыть ее, и очень скоро вы увидите, каковы мои истинные намерения. О, как тяжело расставаться с этим жилищем! Увы, я в полном смятении…
Когда-то веснойПокидал я столицу, но, право,Даже тогдаТак не сжималось сердце,Как в этот осенний день,-ответил он, отирая слезы, и несчастный старик пришел в такое отчаяние, что едва не лишился чувств. Удивительно, как он вообще еще держался на ногах.
Но с чем сравнить горе его дочери? «Да не увидит никто моей тоски»,– думала она, пытаясь взять себя в руки. Разве не знала она с самого начала, что разлука неизбежна? Увы, ее положение было слишком ничтожным, чтобы могла она питать надежды на будущее… Но образ Гэндзи постоянно стоял перед ее мысленным взором, и сил у нее доставало лишь на то, чтобы тосковать и плакать с утра до вечера. Не умея утешить ее, мать пеняла супругу: