Повесть о художнике Айвазовском
Шрифт:
Незаметно прошли осень и зима в чужих краях. Айвазовский написал тринадцать больших картин и такое количество миниатюр, что он сам потерял им счет.
В Риме открылась художественная выставка. Айвазовский выставил там свои картины. Его «Неаполитанская ночь», «Буря», «Хаос» наделали столько шуму и привлекли к себе такое всеобщее внимание, что Айвазовский сразу стал знаменит. О нем заговорили газеты. Ему посвящали стихи. В кафе Греко, куда он обычно приходил обедать с Гоголем и Ивановым, зачастили римляне, чтобы поглазеть на знаменитого русского художника.
Айвазовский
Векки был человеком вольнолюбивым, он открыто мечтал о свободе Италии. Он страстно любил живопись и хорошо в ней разбирался.
Векки радовало, что его родной город вдохновил талантливого русского художника. Через несколько дней после знакомства с Айвазовским Векки напечатал в одной из неаполитанских газет восторженную статью о новых картинах Айвазовского. Статью эту многие знали на память, она была написана, как стихотворение в прозе.
И вдруг Рим потрясла необыкновенная новость: папа римский Григорий XVI решил приобрести картину Айвазовского «Хаос» для картинной галереи Ватикана.
Некоторое время в Риме только об этом и говорили, ибо папы, как правило, приобретали картины крупнейших художников мира.
На квартире у Гоголя друзья за ужином чествовали Айвазовского.
Николай Васильевич обнял художника и воскликнул:
— Исполать тебе, Ваня! Пришел ты, маленький человек, с берегов далекой Невы в Рим и сразу поднял хаос в Ватикане.
Каламбур Гоголя вызвал дружный смех. Вася Штернберг радовался за Айвазовского больше всех. В глазах его, обращенных к Гоголю, сияла благодарность. Один только Александр Андреевич Иванов скупо заметил:
— Ты, Ваня, хотя и скоро пишешь, но хорошо… А потом добавил:
— Ты давно не был у меня в мастерской. Приходи, Ваня, потолкуем о святом искусстве.
Мастерскую Иванова заполняли этюды, эскизы, в углах валялись исчерченные картоны, на стенах были фигуры, написанные то мелом, то углем.
Все говорило здесь о напряженном труде художника, о его поисках, стремлении добиться предельной выразительности в композиции, наброске, каждой линии.
Работа доставляла Иванову не только радости, но и муки. Художник стремился к совершенству. Он хотел создать такое произведение, которое потрясло бы людей, заставило глубоко задуматься над жизнью, способствовало их нравственному возрождению.
В 1836 году Иванов начал писать громадную картину «Явление Христа народу». За шесть лет он успел сделать множества этюдов и набросков, без конца менял композицию картины. Каждый этюд был сам по себе законченным произведением живописи и мог бы украсить стены любой знаменитой картинной галереи.
Художники, посещавшие мастерскую Иванова, восхищались его этюдами и называли их шедеврами живописи.
Но самого художника они редко удовлетворяли. Со все возрастающим упорством он продолжал работать.
Многие месяцы Иванов проводил в окрестностях Рима. Там он писал
Когда через несколько дней после ужина у Гоголя Айвазовский рано утром зашел к Иванову, Александр Андреевич в простой блузе стоял, глубоко задумавшись, перед своей картиной с кистью в одной руке и палитрой — в другой.
Айвазовский должен был несколько раз громко кашлянуть, пока Иванов заметил присутствие гостя.
— Как кстати ты пришел… Мне как раз нужно поехать в Субиако для написания нескольких этюдов к моей картине. Вот славно бы вместе отправиться.
Небольшой городок Субиако лежит в Сабинских горах в сорока верстах от Рима. Городок давно привлекал художников окружавшими его дикими, голыми скалами, быстрой рекой и растущими на ее берегах ивами и тополями.
Иванова эти места прельщали потому, что они напоминали пейзаж берегов реки Иордана в Палестине, на которой происходит действие его картины «Явление Христа народу». Иванову страстно хотелось отправиться в Палестину, чтобы на месте изучить пейзаж и типы людей. Но собственных средств на поездку у него не было, а из Петербургской академии художеств на все его просьбы и ходатайства его друзей, знаменитых художников, предоставить ему средства неизменно приходил отказ.
Иванов и Айвазовский прибыли в Субиако к вечеру и остановились в местной гостинице. В ней часто подолгу жили итальянские и приезжие художники. Стены в комнатах и даже столовой были украшены их рисунками.
После заката солнца художники возвращались с этюдов, и вскоре дом наполнялся веселыми голосами. За ужином они пели хером итальянские, швейцарские, французские песни.
В гостиницу сходились местные жители и присоединялись к общему веселью. Под звуки барабана и бубнов начинались итальянские пляски, в которых участвовали взрослые и дети.
Айвазовский вместе с другими пел, плясал и одаривал бойких мальчишек пряниками.
От Айвазовского не отставал и Александр Андреевич. Это было неожиданно для Айвазовского и многих других художников, ибо Иванов прослыл среди них нелюдимом и молчальником. Зато жители Субиако давно считали маэстро Алессандро удивительно веселым человеком, который способен смеяться, как ребенок, и вместе с ними петь и танцевать.
На второе утро, еще до восхода солнца, Иванов разбудил Айвазовского. Они быстро выпили по чашке кофе и отправились на этюды.
Иванов в этот день писал этюд с тополями. Он весь погрузился в работу. Художник тщательно выписывал каждую деталь, ему хотелось запечатлеть на полотне легкое трепетание листьев, тонкое переплетение ветвей, игру теней и солнечных бликов на коре задумчивого, строгого тополя.
Было далеко за полдень. Иванов в третий раз переписывал свой этюд. Вся его сутуловатая фигура, нахмуренный высокий лоб выражали крайнее неудовлетворение.
Художник устало выпустил кисть из руки, и, прикусив нижнюю губу, недовольно глядел на свой этюд.