Повесть о художнике Айвазовском
Шрифт:
Айвазовского это сперва забавляло, но потом стало тяготить. Ему надоело ходить в модных женихах, надоело отражать шутки и поддразнивания приятелей, которые вели счет девицам, посягающим на его свободу.
По этой причине художник часто отказывался от приглашений в дома столичнных дворян, хотя в Феодосии успел истосковаться по обществу просвещенных людей.
Айвазовский сузил круг своих знакомых и стал посещать немногие дома. Когда же его настойчиво приглашали новые знакомые, он полушутя, полусерьезно осведомлялся у друзей — нет ли в семье взрослых
Однажды он был зван на вечер в богатый дом. Хозяин дома был близким знакомым Одоевского. Айвазовский хотел было уже отказаться, но присутствовавший при разговоре Одоевский сказал, что на вечере обещался быть Глинка, который намеревался исполнить романс, только что написанный.
Соблазн увидеть любимого композитора и услышать в его исполнении новый романс был настолько велик, что Айвазовский принял приглашение, забыв о всякой предосторожности и с нетерпением ждал наступления вечера.
Вечером Айвазовский никого не замечал кроме Глинки. И хотя хозяин дома, представляя Айвазовского своим дочерям, без особой скромности подчеркивал их художественный вкус и в какой восторг привела их его картина на последней выставке, Айвазовский, обычно вежливый со всеми, забыл даже их поблагодарить.
Девицы, приготовившиеся вести умный разговор с художником, обиделись и тут же стали нашептывать своим знакомым, что художник не умеет держать себя в светском обществе. Некоторые дамы и их кавалеры начали коситься на Айвазовского. Он же был рассеян и недоволен. Едва он успел обменяться дружеским рукопожатием с Глинкой и начать разговор, как их окружили и пришлось прервать беседу. Дамы принялись подробно расспрашивать Глинку о его испанском путешествии, из которого он недавно вернулся, об испанках и их кабальеро.
Композитору изрядно надоели дамские разговоры, и он решил спастись за фортепьяно. Глинка исполнял свой новый романс «Ты скоро меня позабудешь».
Послушать игру и пение Глинки разрешили и младшим детям. Те пришли в сопровождении молодой гувернантки-англичанки.
В строгом темном платье, с просто причесанными на прямой пробор волосами, она выгодно выделялась из толпы разряженных, сверкающих драгоценностями дам и девиц.
Слушая проникновенное исполнение Глинки, Айвазовский невольно обратил внимание на тонкое одухотворенное лицо девушки, на то как просто и естественно она слушала музыку в отличие от других женщин, жеманно возводивших к небу глаза и с притворной чувствительностью требовавших, чтобы композитор повторил свой романс.
Девушка почувствовала на себе внимательный взгляд Айвазовского и ответила на него доверчивым, открытым взглядом. Впервые она видела в этом доме такое внимание к себе. Обычно гости ее вовсе не замечали, или глядели и говорили с нею свысока. А этот незнакомец с густыми черными волосами и такими же бакенбардами, высоким лбом и доброй, освещающей все лицо улыбкой, одетый со скромным изяществом, сразу показался ей совершенно иным, непохожим на всех этих кичливых, надменных бар. И музыку он чувствует и, по-видимому, знает в ней толк.
Пока молоденькая
— Лучше попросим спеть и сыграть нам на скрипке Ивана Константиновича. Если бы не живопись, похитившая Айвазовского у музыки, наш преславный художник был бы не менее преславным музыкантом.
Заявление Глинки вызвало оживление среди гостей, Айвазовского стали упрашивать спеть, а хозяин сам поднес ему отличную старинную скрипку.
Айвазовский намеревался отклонить просьбы, ему хотелось уединиться и побеседовать с Глинкой. Но, бросив взгляд на гувернантку, он прочел в ее глазах такое искреннее восхищение и немую просьбу, что взял у хозяина скрипку, уселся поудобнее, на свой восточный манер, поставив ее на одно колено, повел смычком по струнам, и, аккомпанируя себе, запел.
Айвазовский пел по-итальянски, пел песни, которые слышал в Неаполе и Сорренто. Голос его звучал свободно, казалось, что поет артист-итальянец. Это впечатление еще усиливала его внешность южанина.
Не раз во время пения глаза Айвазовского встречались с глазами девушки. И он пел все новые песни о любви, зарождающейся внезапно, о любви юной и чистой.
Когда Айвазовский кончил петь, его наградили долгими и шумными аплодисментами. Дамы окружили художника. Айвазовский отвечал невпопад. Его глаза искали гувернантку, но она ушла с детьми, как только он допел последнюю песню.
Вечер окончился неожиданно щедро. Пока все внимание гостей было сосредоточено на Айвазовском, Глинка сел к фортепьяно и, сам себе аккомпанируя, запел:
Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.Чистый и светлый гимн любви, созданный гением Пушкина и Глинки, реял над внезапно возникшей любовью Ивана Айвазовского к девушке-англичанке, которую звали Юлией Гревс.
Эту ночь Айвазовский провел без сна. Вернувшись домой, он долго ходил по комнатам и мечтал о встрече с Юлией. (Ему все же удалось, при помощи Глинки, узнать имя девушки).
Потом он велел зажечь свечи в большой люстре и канделябрах. Лихорадочно, по памяти он начал писать портрет молодой гувернантки.
Прошло несколько часов. Айвазовский отложил палитру. С холста на него глядели милые девичьи глаза.
Без помощи слуги, художник потушил свечи и поднял шторы.
Стояло на редкость ясное зимнее утро.
Солнце залило комнату и осветило портрет девушки.
Тогда художник вывел на нем крупными буквами надпись — Юлия, жена моя…
Впервые Айвазовский перестал работать. Несколько дней он размышлял как встретиться с Юлией. Два раза наведывался он в дом, где впервые увидел ее. Но гувернантка больше не появлялась.