Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна
Шрифт:
Чародеи отрицают посредников при совершении ими магических действий. Магионов они не видят. Работают при помощи заклинаний, то есть используют магию слова. Широко применяют руническую магию, магию надписей или рисунков. Могут переносить свои чары на неодушевленные предметы. Чародейство противоречит современной теории магии, однако, как многие ненаучные народные методы, может похвастаться поразительными результатами и последние три-четыре сотни лет применяется также и магами.
Настоящий, подлинный маг – мастер своего дела, вооруженный теорией, применяющий ее на практике, варьирующий способы и средства – от заклинаний и волшебных
Выслушав объяснения Ворона, я был поражен.
– Как?! – вскричал я удивленно. – Ты хочешь сказать, что у меня внутри находятся магионы? И что я сам могу их вырабатывать?
– Пока что не можешь, – сухо сказал Ворон. – Лет через пятьдесят, может быть, у тебя это получится. Таким образом, – обратился он к Лёне, – Лада, будучи магиней, не нуждается в еде и питье в той мере, как обычный человек. Магионное поле высокой концентрации, сосредоточенное внутри ее организма, доставляет ей необходимые для жизни питательные вещества. Причем это происходит автоматически. Конечно, ресурсы организма небеспредельны, но в условиях магического сна, когда все функции организма заторможены…
– А ведьмы? – прервал я Ворона. Я не слушал его объяснений, да и Лёня, как мне кажется, не слушала. Она клевала носом и поминутно зевала.
– Это животное доведет меня сегодня до белого каления! – пробормотал Ворон, но не слетел с насеста, не примерился к моему темечку, не произвел воспитательное действие, после которого Домовушке пришлось бы ставить мне примочку из живомертвой воды. То ли он решил, что с меня на сегодня хватит, то ли ему было просто лень, то ли побоялся, что я могу и ответить – очень уж я был на него зол. Во всяком случае, он сдержал свои кровожадные порывы и пояснил: – Ведьма обычно – это необученная, стихийная, так сказать, магиня. И, как правило, ведьмы пользуются отрицательно заряженными магополями. Не понимая, конечно, их природы. В отличие от волшебников и волшебниц, они вырабатывают магионы самостоятельно, а отрицательный заряд эти магионы получают в силу традиций.
– То есть как?
– Это уже относится к курсу истории магии, а тебе до него еще ой сколько учиться, – сказал Ворон. – История магии преподается на двадцатом – тридцатом годах обучения. И я не собираюсь торчать здесь всю ночь, удовлетворяя твое нездоровое любопытство! – сорвался он на крик.
– Почему нездоровое? Очень даже здоровое! – сказал я ему в спину, вернее, в хвост, потому что Ворон взлетел с насеста и отправился в кабинет. Даже не пожелав никому спокойной ночи.
Домовушка постелил Лёне в Бабушкиной комнате.
Жаб уже храпел в своей миске, Петух сунул голову под крыло, пристроившись на этот раз для разнообразия на резной крышке хлебницы. Даже Пес дремал, уронив голову на лапы.
Крыс сидел под столом, куда спрятался, когда раздался звонок в дверь. И за весь вечер не произнес ни слова.
Я на всякий случай заглянул под стол.
Он не спал. Он сидел, глядя в стену, усы его зловеще, как мне показалось, шевелились, красные
Но – страх страхом, а дело делом. Я, зевая, поплелся заговаривать на ночь дверь.
Хм, оказывается, налагая на дверь охранные заклинания, чертя руны и пентаграммы, я занимаюсь чародейством, а не магией. Надо же!
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ,
в которой Лада просыпается
Ибо вскоре объявилось, что каждый из нас предпочитает молоко воде и жаркое хлебу.
Три месяца пролетели довольно быстро.
Если бы не Лёня, я бы сказал, слишком быстро.
Наша жизнь отличалась размеренностью, отсутствием всяческих потрясений и даже своеобразным уютом.
Телевизор мы перетащили в кухню, чтобы иметь возможность смотреть его, не мешая Ладе спать. Хотя Ворон и утверждал, что Ладу потревожить невозможно.
Денег на еду нам хватало. Погашать задолженность по квартире и коммунальным услугам мы пока не собирались. А то, что телефон не работает, нам было до лампочки: все равно ни у кого из нас, бодрствующих, не было знакомых, кому можно было бы позвонить.
Ворон, правда, мучил меня наукой. Требовал напряжения всех моих сил и способностей, а главное – памяти. Я должен был зубрить, зубрить и еще раз зубрить – тем более что, поскольку преподаватель(ница) практических дисциплин спала беспробудно, практические занятия пришлось отложить на потом.
Но палку Ворон старался не перегибать, давал время на отдых и даже настаивал на ежедневных прогулках. Как видно, боялся подорвать мое молодое здоровье, что ему однажды почти удалось.
Крыс вел себя тихо. Из-под стола вылезал только для принятия пиши и посещения туалета. (В отличие от Пса, Крыс вполне мог им пользоваться. Помогала природная крысиная гибкость.)
Несколько раз мы с Псом выводили его на прогулку. Он не желал, но мы настаивали, потому что дышать свежим воздухом необходимо даже Крысу, хоть мы его и не любим. Конечно, мы принимали некоторые меры предосторожности, чтобы Крыса никто не увидел и чтобы Крыс от нас не сбежал. Гуляли мы рано утром, выводили Крыса на поводке, принадлежавшем Псу. Пес держал поводок в зубах, а я подстраховывал сзади.
В разговоры Крыс не вступал, ограничиваясь односложными ответами на вопросы Домовушки, что именно он, Крыс, предпочитает в качестве сдабривателя – молоко там, масло или сметану. Ел, что дают, добавки не просил, не худел, но и не толстел.
Домовушка развлекал его рассказами, сказками и беседами на животрепещущие темы. Как когда-то меня. Не из лести или самомнения, но из одной только любви к истине скажу: я был лучшим собеседником, потому что со-беседник на то и со-беседник, чтобы со-беседовать, то есть реагировать на услышанное, задавать вопросы, самому рассказывать что-либо и вообще принимать участие в разговоре. Не то – Крыс, постоянно молчавший, только поблескивавший своими красными глазками и шевеливший своими жесткими усами. Даже Домовушка, расположенный к Крысу, как ко всем новичкам, по-доброму, иногда ворчал, что, мол, словечка от тебя не допросишься, будто здесь тебя нету, а где ты есть, если вот он ты, из-под стола хвост торчит?