Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)
Шрифт:
— Мне все понятно, господин полковник. Можете на меня положиться.
Получив подробную инструкцию, как встретиться со связным Савинкова, Тилтинь вернулся в свою каморку, преисполненный великих надежд. «О, господи! — шептал он про себя. — Сделай так, чтобы недостойный слуга твой благополучно покинул эту варварскую страну и нашел приют в Англии!»
По-видимому, всевышний не услышал эту молитву. Пастор Тилтинь так никогда и не увидел туманных берегов Англии. Не помогли ни Савинков, ни Гоппер, ни Бриедис…
После разгрома ярославского
Карл Гопцер прославился в Ярославле расстрелами пленных красноармейцев. Это обстоятельство не помешало ему два десятилетия спустя с наивным видом разыгрывать из себя «жертву большевизма». Из Ярославля Гоппер бежал без оглядки до самой Казани. Здесь перевел дух, успокоил расшатавшиеся нервы и двинулся в дальнейший путь сначала по Западной, а потом по Восточной Сибири. Во Владивостоке он нырнул в безбрежные воды Великого или Тихого океана. Нырнул, чтобы вынырнуть из вод Балтийского моря, но уже с генеральскими эполетами на плечах — эполетами, пожалованными Колчаком. В этих житейских передрягах Карл Гоппер, естественно, забыл о существовании какого-то там пастора Тилтиня…
Что касается Фридриха Бриедиса, то спустя несколько дней после разговора с пастором он был арестован чекистами и расстрелян как злейший враг молодой республики.
Ну а пастор Тилтинь подыскал себе других покровителей. Весьма влиятельных…
14
Извозчик с неестественно огненной бородой довез Тилтиня до Разгуляя.
— Слезай, приехали, господин-товарищ, — рокочущим басом проревел он и, как только пастор ступил на мостовую, яростно стеганул тощую лошадку по костлявому крупу и уехал. (Рассчитался с бородатым детиной Гоппер, слезший у Покровских ворот).
Тилтинь огляделся. По небольшой площади Разгуляя туда-сюда сновали прохожие, занятые своими делами.
Мирный, спокойный Разгуляй понравился Тилтиню. Чекистов, которые мерещились пастору на каждом шагу, здесь, кажется, не было. Но все-таки он прошелся немного по Басманной улице, то и дело останавливаясь и оглядываясь. Потом вернулся на Разгуляй, постоял у афишной тумбы. И только когда убедился, что «хвостову за ним нет, зашагал к Елоховской площади.
Все эти предосторожности Тилтинь предпринимал отнюдь не по собственной инициативе. Инструктируя пастора перед встречей с Савинковым, Бриедис подробно разъяснил, что на явку со связным Бориса Викторовича надо прийти, проявив максимум осторожности.,
И Тилтинь старался вовсю.
На паперти собора Богоявленья пастора должен был ожидать человек в кожаной куртке, из кармана которой будет торчать сложенная особым образом газета. Тилтинь еще издали заметил этого человека, но на всякий случай дважды обошел вокруг церкви. И вот, трясясь в нервном ознобе, он подошел к связному.
— Скажите, как пройти в Токмаков переулок? — произнес он хриплым голосом первую фразу пароля.
— Хиляй за мной! Я как раз туда топаю, — ответил связной.
Тилтинь
— Вы не знаете, кто бы мог мне сдать комнату?
— Как не знать! Подыщем подходящую — с девочка-мимарухами. Малина — первый сорт!
Пастор облегченно вздохнул. Первая фраза правильная! Остальные слова, очевидно, были просто «отсебятиной» связного.
— Не робей, парень! Держи хвост морковкой! Я тот самый и есть, кто тебе нужен, — и, запанибратски хлопнув пастора по плечу, представился. — Биба, Аркадий Биба.
— Как? — не понял Тилтинь.
— Зовут меня Аркадием. Фамилия Биба. Ясно теперь? Пошли! А то адвокатишко со страху в штаны напрудит.
«Какой адвокатишко? Странный какой-то человек. Связной, а фамилию называет», — подумал пастор, но покорно пошел с Аркашкой.
— По разговору слышу, ты вроде не русский? — спросил тот, когда они свернули в Гавриков переулок.
— Я из Риги. Латыш.
— Латыш? — Аркашка свистнул, выражая тем самым величайшее удивление. Потом оценивающе окинул взглядом долговязую фигуру пастора. — Не похож! Рост, правда, подходящий, а кумплект — слабоват.
— Но я действительно латыш, — обиделся Тилтинь.
— Ну тогда скажи мне, какая самая наиглавнейшая улица в Риге?
— Разумеется, Александровская.
— Вот и врешь! — убежденно сказал Аркашка. — Наиглавнейшая улица там — Мельничная.
— Почему жe?
— А потому как на Мельничной за грош любую девку берешь, — захохотал парень и снова хлопнул пастора по плечу.
Тилтинь старался запомнить улицы, по которым они шагали, но Аркашка так кружил, что пастор вскоре запутался. «А этот болтун умеет заметать следы, — подумал он, искоса поглядывая на своего провожатого. — Стреляный воробей!»
— С вашим братом, латышами, я всегда жил душа в душу. Молодецкие ребята! На дело пойдут — не подведут, — Аркашка как-то странно засмеялся. — Свои в доску, одно слово! Знал я одного, по прозвищу Борода. Это, скажу тебе, человек! Силища, что твой Поддубный! Боксу обучен. Помню, в Питере моего Алеху так шарахнул — тот брык — и с копыт долой…
«Что за чушь он несет, — размышлял пастор. — С какими только подонками по милости большевиков мне не приходится общаться! Один хуже другого! Алеха! Борода… Борода… Хм… где я слышал это проз… Так ведь это Берзин! Неужели?!»
— Между прочим, господин Биба, Бороду я знаю! — решил поддержать разговор Тилтинь, надеясь выведать у Аркашки что-нибудь полезное. — Отлично знаю! Вы правы — он хороший человек. Правда, обольшевичился…
— Ну и что с того? — Аркашка понизил голос и подмигнул пастору. — Все мы кому-нибудь служим. Ты, к примеру, кому?