Повесть о партизане Громове
Шрифт:
— Возьмите меня с собой, — попросил поп. — Я не могу больше притворяться.
— Нет, отец Василий, нельзя. Ты здесь нужен. Разъясняй с амвона мужикам, чью сторону держать, дружбу продолжай вести с белыми, а нам новости сообщай. Связь держи через Листофора Коростылева.
— А может, лучше всё-таки с вами уйти? — колебался батюшка.
— Не бойся. На тебя подозрений не будет. Всем говори, что убежал от расправы. Ну, прыгай в окно. Прощай!..
Игнат Владимирович хватил табуреткой по окну — рама со звоном вывалилась на улицу. Батюшка подобрал полы
Когда Громов с партизанами вышли на улицу, Мамонтов подъезжал к ограде.
— Всё в порядке? — спросил он у Громова.
— Вроде бы.
— У нас тоже. Двигаем.
Со двора лесника донеслось два выстрела.
— Скорее туда! — приказал Мамонтов.
Возчики ударили по лошадям. Но когда подъехали к дому лесника, всё было уже кончено. Партизаны выходили со двора, неся в охапке несколько ружей.
Отряд не торопясь покинул деревню, а весть о налёте быстро разнеслась по избам. Мужики восхищались дерзостью партизан, кое-кому захотелось быть вместе с ними. А отец Василий во время богослужения провозглашал, не упоминая о конкретном факте:
— Бог наш всевышний зрит наши грехи и карает своим перстом вероотступников…
С наступлением пахоты отряд Мамонтова перебрался в Селиверстовскую степь. Связь с окрестными сёлами, была налажена, о передвижениях карательных отрядов доносилось незамедлительно, и теперь Ефим Мефодьевич мечтал о больших боевых действиях. Он разослал по деревням членов своего штаба для вербовки в отряд мужиков, недовольных колчаковскими порядками. Стало прибывать пополнение. Приходила больше молодёжь, не умевшая обращаться с оружием. Нужно было обучать её, и Мамонтов организовал в отряде занятия военным делом. На поляне устанавливались мишени, и под наблюдением бывших фронтовиков проводилась тренировка в стрельбе. Однако партизаны проводили и мелкие боевые операции.
Однажды прибежал в отряд Егор Константинов, крестьянин села Солоновки. Лицо у него расстроенное — сразу видно, случилось что-то страшное. Отыскав Мамонтова, он торопливо, проглатывая слова, сообщил:
— В Волчихе… расстрелять… тридцать двух и моего брата… питерца Буданова.
— Что, что? — не понял Мамонтов. — Да говори ты спокойнее.
Константинов помолчал, стараясь успокоиться, и сказал более внятно:
— Завтра… должны расстрелять. Выручайте, Ефим Мефодьевич. На вас вся надежда. За зря люди могут сгибнуть…
— Что-нибудь сделаем, — пообещал Мамонтов. — Иди назад, за каталажкой организуй слежку, чтоб тихонько не вывезли куда арестованных.
Егор Константинов ушёл, а Мамонтов собрал на совещание членов своего штаба. Тут же присутствовал Громов и ещё несколько партизан.
— Слыхали, что Егор сообщил? Завтра наших товарищей расстреляют, тех, что в Солоновке арестовали, — сурово произнёс Ефим Мефодьевич. — Мы не можем допустить этого, не имеем права. Кровь расстрелянных будет лежать на нашей совести. Мужики нас после этого будут считать
— Так! — поддержал его Анисим Копань.
— Сил-то у нас маловато. Справимся ли? — усомнился Иван Малышенко.
— Милиции в Волчихе много.
— Каждый наш человек десяти милиционеров стоит, — заметил Мамонтов и похлопал по плечу здоровенного, могучего партизана. — Вот такой, как Чупахин.
— Это верно, — улыбнулся Громов, любуясь богатырским телосложением партизана.
— Давайте обсудим, как нам действовать, — предложил Ефим Мефодьевич.
— А что обсуждать. Налететь ночью, перебить стражу и освободить наших, — заметил Запорожец.
— Это ясно. Да как? Тут хитрость нужна. Сами говорите, что у нас силёнки маловато.
— А нельзя ли, как в Обиенное, под видом белогвардейцев проехать? — сказал Громов. Этот опыт удался.
— А и верно, — предложение понравилось Мамонтову. — Повезём сдавать арестованного.
Перед самым рассветом отряд Ефима Мамонтова, численностью в двадцать человек, входил в Волчиху. Впереди, на тряской телеге, везли скрученного верёвкой по рукам «арестованного» — своего партизана.
Волчиха — большое торговое село с пятитысячным населением, раскинулась как раз у сростка Касмалинского и Барнаульского боров. В центре, на площади, возвышается церковь, расположены магазины, волостное управление. Тут же помещение колчаковской милиции, в котором содержатся арестованные.
Отряд не торопясь двигался по площади. От него отделились пять человек во главе с Чупахиным и залегли у церковной ограды — удобном месте для обстрела на случай появления колчаковцев с одного или другого конца улицы.
У здания милиции подвода остановилась. Мамонтов соскочил с лошади, толкнул наганом в бок «арестованного», прикрикнул:
— Вылазь, большевистская сволочь. Приехали!
«Арестованный» через силу поднялся, слез с телеги и нехотя зашагал к крыльцу. Часовой, увидев офицерские погоны на Мамонтове, стукнул каблуками и, приветствуя, выбросил винтовку в сторону на откинутую руку.
Мамонтов с «арестованным» поднялся на крыльцо и застучал кулаком в дверь.
С. Ф. ЧУПАХИН — один из организаторов партизанского движения в с. Волчиха.
— А ну отворяй! Послышались шаги, скрипнул засов. В полуоткрытую дверь высунулась голова колчаковца-милиционера.
— Чего надо?
— Дрыхнете, рас-так вашу… — хлёстко выругался Мамонтов. — Открывай, не видишь: арестованного привёз.
Милиционер испуганно распахнул дверь настеж. Мамонтов втолкнул в коридор «арестованного», вошёл за ним сам, а следом группа переодетых партизан.
Из караульной комнаты выскочило несколько милиционеров и, протирая заспанные глаза, беспокойно поглядывали на прибывших.