Повесть о прекрасной Отикубо. Записки у изголовья. Записки из кельи (сборник)
Шрифт:
Выйдя от своего зятя, новый дайнагон отправился благодарить императора и в честь этого счастливого случая роздал служилым людям подарки, сколько следует по обычаю.
И старик, словно покончив на этом все свои земные дела, возвратился домой, снова лег в постель и стал быстро угасать.
– Все мои желания исполнились, – повторял он. – Отныне ничто больше не привязывает меня к этому миру. Теперь и умирать можно…
При этом печальном известии Отикубо поспешила к своему отцу. Старик был очень тронут и обрадован ее приходом.
Все пятеро дочерей дайнагона собрались вокруг его
Чувствуя, что близится его смертный час, дайнагон Минамото подумал: «Между сыновьями моими нет настоящей братской дружбы, да и дочери мои живут не в ладу. Если я сам не назначу каждому из них определенную долю наследства, то после моей смерти пойдут в семье ссоры и раздоры».
Он призвал к себе старшего своего сына Кагэдзуми и велел ему принести дарственные бумаги на владение поместьями; а также пояса, украшенные драгоценными камнями, и разделить их между братьями и сестрами, но при этом все самое ценное старик откладывал в сторону для Отикубо.
– Пусть прочие мои дети не завидуют. Все они честно выполнили свой долг сыновнего служения отцу, но лучшую долю наследства всегда полагается оставлять тому из детей, кто занял в свете самое высокое положение. Многие годы вы пользовались моими заботами… Разве это одно не стоит благодарности?
Старик говорил так убедительно, что дети согласились с ним.
– Дом наш уже очень обветшал, но земли при нем много, да и место хорошее… – сказал он и решил оставить дом Отикубо.
Этого уже мачеха не могла вынести и заплакала навзрыд.
– Быть может, ты и прав, но как же мне не обижаться на тебя? С самых моих юных дней я была тебе любящей женой. Я служила тебе верной опорой в старости. Семерых детей мы вместе прижили. Почему же ты не хочешь оставить этот дом мне в наследство? Это несправедливо. Уж не собираешься ли ты отвергнуть собственных детей, обвинив в сыновней непочтительности? Любящие отцы так не поступают, а больше всего тревожатся о судьбе тех детей, которым в жизни не повезло. Господину начальнику Левой гвардии наш дом не нужен, он и без него прекрасно обойдется. Твой сановный зять, если захочет, может возвести себе великолепные хоромы. Хватит с него, что мы за свой счет выстроили для него прекрасный, как яшма, дворец Сандзёдоно. О сыновьях я не беспокоюсь, они и без собственного дома не пропадут. Ни у одной из наших двух старших замужних дочерей нет собственного дома. Хорошо, пускай обойдутся как-нибудь. Но куда мне идти на старости лет с моими двумя младшими дочерьми, когда нас отсюда выгонят? Не прикажешь ли нам с протянутой рукой просить подаяние на большой дороге?
Я не бросаю своих детей на произвол судьбы, – ответил старик на ее жалобы. – Если дети мои не получат в наследство роскошный дом, это еще не значит, что им придется просить милостыню на большой дороге. Сын мой Кагэдзуми! На тебя возлагаю заботы о твоей матери. Замени ей меня. А дворец Сандзёдоно бесспорно собственность Отикубо. Господин ее супруг сочтет меня слабовольным человеком, если после всей его доброты ко мне я не оставлю ему в
Китаноката хотела было снова заспорить с мужем, но дети окружили ее, стали унимать, успокаивать, и она нехотя умолкла.
Отикубо от души пожалела ее и стала уговаривать отца:
– Матушка права! Не оставляйте мне ничего, а разделите все, чем владеете, между моими братьями и сестрами. В этом доме они жили долгие годы, нехорошо отдавать его в чужие руки. Прошу вас, завещайте этот дом матушке.
Но упрямый старик не стал и слушать.
– Нет, ни за что! Я так решил. Когда я умру, исполните в точности мою последнюю волю.
Свои великолепные пояса с драгоценными камнями, все, сколько их было, он оставил в наследство одному Митиёри.
Кагэдзуми в душе был этим несколько недоволен, но не решился оспаривать права дочери, которая лучше всех умела утешить родительское сердце, и предоставил отцу разделить свое имущество так, как тому хотелось. Все свои надежды старик возлагал на одну Отикубо. Она наполняла светом его последние дни.
– Благодаря тебе я восстановил свою утраченную честь, – повторял он без конца. – Когда я умру, то оставлю после себя несколько беспомощных женщин. Прошу тебя, не покидай их на произвол судьбы, будь им опорой в жизни.
– Воля ваша для меня священна, – ответила Отикубо. – Сделаю для них все, что в моих силах.
– Спасибо, утешила ты меня.
И старик дайнагон обратился к другим своим дочерям с наставлением:
– Дочери мои! Слушайтесь во всем госпожу вашу сестру и почитайте ее старшей в семье.
Высказав свою последнюю волю, старик стал отходить в мир иной.
Все его родные и близкие предались глубокой печали. На седьмой день одиннадцатого месяца дайнагон скончался. Он был уже в таком преклонном возрасте, когда смерть является естественным уделом человека, но, сознавая это, сыновья и дочери все же так оплакивали его, что со стороны глядеть было жалко.
Митиёри вместе со своими детьми продолжал жить в Сандзёдоно, но каждый день появлялся возле дома покойного тестя. Чтобы не осквернить себя близостью смерти, он не входил в дом, а проливал слезы скорби, стоя у дверей. Митиёри хотел было взять на себя все хлопоты по устройству похорон, но отец его, Левый министр, решительно воспротивился этому:
– Новый император лишь недавно взошел на престол.
Не годится тебе надолго отлучаться из дворца.
Отикубо со своей стороны тоже была против этого.
– Я не хочу брать сюда наших детей, – сказала она. – Им пришлось бы тоже поститься вместе с нами. А оставлять таких маленьких детей одних, без присмотра отца и матери, – значит не знать ни минуты покоя. Прошу тебя, побудь с ними в Сандзёдоно, чтобы я могла быть спокойна. Пришлось Митиёри остаться у себя дома. Он очень тосковал в разлуке с Отикубо и лишь иногда, играя с детьми, на время забывал о своем одиночестве.
«Как быстро угас старик, – думал Митиёри. – Хорошо, что я успел исполнить его заветное желание».