Повесть о приключениях английского милорда Георга

Комаров Матвей

1839 г.

Предуведомление

Счастие подобно как прекрасный цвет,

Который между терниями растет:

Если станешь срывать его неосторожно

То скоро оным уколоться можно.

Благоразумные читатели, любезные сограждане!

Будучи, я уверен, что напечатанная в 1779 году, вместе с историею французского мошенника Картуша, сочинения

моего книжка, обстоятельное и верное описание жизни славного российского мошенника Ваньки Каина, также и первое издание сей повести, от многих любителей чтения книг приняты благосклонно, чего ради в знак искренней моей за сие благоприятие благодарности, принял намерение издать ныне сию книжку четвертым тиснением, с приобщением к оной приличных гравированных кунштов и портрета, уверяя притом, что я труды моего пера не с тем выпускаю в публику, чтоб чрез то заслужить себе авторское имя, ибо я не хочу уподобиться безрассудному афиней-скому Герострату, которой для того только сжег славный в числе семи древних чудес почитающийся Дианин храм (в самую ту ночь, как родился Александр Великий), чтоб тем сделать имени своему бессмертную память, но мое намерение единственно состоит в том, дабы доказать обществу хотя малейшую какую ни есть услугу и не препроводить бы время моей жизни в праздности, последуя в том словам одного знатного нашего стихотворца, который говорит:

Без пользы в свете жить,Напрасно землю лишь тягчить. [9]

Но как в сей книжке упоминаются многие баснословные языческие боги и богини, о которых не всякий читатель имеет сведение, то и рассудилось мне в конце сей повести сообщить о том мифологическое известие. Что же принадлежит до критики, то хотя я и знаю, что иногда и самые искусные писатели нередко оной подвержены бывают, а мне уже, как человеку ничему не ученому, избежать от того очень будет трудно, и потому воображается мне, что может быть некоторые скажут: «не за свое де он принялся дело», однако ж я все сие предаю на рассуждение благоразумных читателей потому, что всякую вещь, кто как понимает, тот так об оной и заключение делает, а многие иногда и для того чужие дела критикуют, что авторовы мысли им непонятны. Но я как к тем, так и к другим пребуду навсегда с должнейшим, да и ко всякому читателю с моим почтением, всепокорнейшим слугою,

9

Александр Петрович Сумароков (1717–1777).

Матвей Комаров,

житель города Москвы

Часть первая

Повесть о приключении Георга, английского милорда, и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе

В прошедшие времена, когда еще европейские народы, не все приняли христианской закон, но некоторые находились в баснословном языческом идолослужении, случилось в Англии с одним милордом следующее странное приключение.

Среди самого прекраснейшего дня в один час темная туча покрыла чистое небо. Облака, как горы, ходят и волнуются, подобно черному морю, от жестокого ветра, гром, молния, град, дождь и сильная буря, соединясь вместе, во ужас всех живущих на земле приводили. Все бегали, искали своего спасения: старые воздевали руки на небо, просили богов об отпущении грехов, младые вопиют и укрываются под кровы, жены и девицы со плачем и воплем входят в храмины и затворяются, земледельцы в полях не обретали своего спасения.

Молодой английский милорд Георг, будучи в сие время со псовою охотою на поле, принужден был от страшной сей грозы искать своего спасения в лесу, но и сей был от него в отдаленности, однако ж увидел он в стороне одно кедровое дерево, – прискакав к оному, остановился.

Но от дождя и граду, и от сильных громов, и от жестокой молнии укрыться под оным не

может, становится на колени, простирает руки свои к небу, просит Юпитера об утолении сего гнева.

Наконец, по нескольких часах, ужасная сия гроза утихла, а день стал уже приближаться к вечеру.

Милорд, севши на лошадь, хотел ехать домой и, оборотись в одну сторону, увидел недалеко от того дерева лежащего под кустом зайца, который, тотчас вскочив, побежал в поле.

Бывшие же с милордом собаки, бросившись за ним, так близко к нему прилезли, что из спины шерсть с кровью вырывали. А заяц, оторопев, вертелся между собаками, и милорду казалось, что они верно его поймают.

Но заяц, приблизясь к одному острову, вдруг от собак удалился, – за которым вслед милорд, как горячий охотник, хотя и скакал во всю пору, однако из глаз своих его потерял.

А въехавши на остров, увидел своих собак всех в крови, которые с превеликою злобою лают, рвут траву и дерут землю, отчего он и отбить их не может. Но вдруг, отдалясь от того места, опять поскакали, бросаясь то в ту сторону, то в другую, подобно как бешеные, а за ними умножался кровавый след, только от чего и на что они лают, и за чем скачут, ничего приметить было не можно. И так из виду глаз его ускакали.

Милорд, по обыкновенной охотнической страсти, скакавши без всякого рассудка, забыл, что за ним ни одного человека не было, ибо все охотники во время грозы, собирая рассеянных по полю собак, разъехались по разным местам, – и так он, ездя по острову, искал своих собак и подавал охотникам в рог голос, но тщетно было его старание, потому что они, искав немалое время своего господина, подумали, что он от бывшей грозы прежде них уехал, чего ради и они все возвратились домой.

Между тем временем солнце светлые свои лучи уже скрывать стало, а приятная луна начинала показываться на горизонте, и звезды по чистому небу блеск свой испускали.

Милорд, хотя и не робеет, однако ж, заехавши очень далеко и находясь один в пустом месте, и не нашед своих собак, не знал, что делать, но наконец вздумал еще их искать и, отъехав немного, увидел одну английскую свою суку мертвую – обе передние у ней ноги переломаны и вокруг ее множество крови. Думал он, что как-нибудь она убилась, потом немного подалее наехал на полового [10] кобеля, пополам перерванного. От сего пришел он в сомнение, потому что, кроме одного зайца, никакого зверя не видал, а собаки его умерщвлены чудным образом. Отъехав несколько еще, усмотрел любимую свою суку без головы, подбитую под корень одного дерева, от которого и прошел в лес немалый кровавый след.

10

Половый – бледно-желтый.

От сего странного приключения перестал уже он как охотник думать и печалиться о потере своих собак, но пришел в великий страх, – не мог понять, от чего сие происходило, однако ж, укрепив себя рассудком, отважился тем кровавым следом ехать далее, любопытствуя, не может ли еще чего увидеть, ибо оный след за происходящим от месяца светом и многой крови, потерять было не можно.

И так по сему следу нечувствительно заехал он в превеликий густой лес, по которому, ездивши почти всю ночь, не знал, куда выехать, и лошадь свою так утомил, что едва она могла идти. Сие отняло у него последнюю смелость, тут начал он приходить в отчаяние, потому что заехал в незнаемый великий и почти непроходимый лес, в котором от лютости зверей мог быть подвержен великой опасности, а к обороне своей ничего при себе, кроме одного охотничья ножа, не имел, и за утомлением лошади никак далее ехать ему было не можно.

В сих печальных размышлениях до тех пор он находился, как уже солнце опять стало показываться на горизонте, и небо, как яхонт голубого цвета, представлялось глазам его, по которому текущие тонкие и прозрачные облака обещали ясную и приятную следующего дня погоду.

Чрез сие осияние, лес впереди него стал казаться гораздо реже, сквозь который видно было чистое место. Направил он туда свою лошадь, выехал на небольшой, с редкими лавровыми деревьями луг, на котором произрастали различные прекраснейшие цветы, от которых происходило великое благоухание, и показывали приятнейший вид.