Повесть о Скандербеге
Шрифт:
Таковы некоторые стороны содержания «Повести о Скандербеге», появившейся в результате переработки польского источника на русской почве.
Что касается литературного оформления русской повести, то и здесь в известной степени сказалась самостоятельность творчества неизвестного русского писателя.
«Повесть о Скандербеге» прежде всего несколько короче соответствующей главы из хроники Бельского. Сокращение произведено в основном за счет изложения событий первого периода жизни и деятельности народного героя Албании, когда он находился на турецкой службе. При этом эпизоды, в которых описывается личная храбрость, сила и ловкость Скандербега, сокращены гораздо меньше, чем описание его походов и боев в рядах и во главе турецкой армии. Гораздо короче изложены в русской повести и описания награждения Скандербега турецким султаном; в ней, например, даже не упоминается о получении им турецкого
Интересные наблюдения можно сделать над способами изложения речей и посланий действующих лиц в «Повести о Скандербеге».
Обилие и пространность речей является характерной особенностью книги Барлетия, послужившей одним из главнейших поводов для нападок на его произведение; в сочинении речей и посланий он действительно проявил значительную свободу и самостоятельность. Последнее, очевидно, почувствовал и Бельский: у него многие речи, как уже отмечалось ранее, сокращены или изложены в третьем лице. В русской же повести некоторые из речей оказываются вновь изложенными от первого лица. Понадобилось это автору русской повести, очевидно, для того, чтобы сделать свое произведение наиболее занимательным, наиболее доходчивым для широких читательских кругов. Такой прием для древнерусской историографии и литературы является традиционным: исстари было принято именно так разнообразить и популяризировать изложение летописей, хронографов, исторических повестей.
В речах и письмах действующих лиц автор русской повести местами стремится также более четко, чем в хронике Бельского, охарактеризовать взаимоотношения между своими героями. Так, например, в письмах Скандербега к турецкому султану автор русской повести, опуская в титуле султана имеющееся у Бельского слово «князь», подчеркивает разницу между законным властителем своей страны «князем албанским» Скандербегом и выскочкой, получившим престол в результате интриг и убийств, «турецким атаманом» Муратом. Со своей стороны, Мурат считал Скандербега своим мятежным вассалом. Последнее в русской повести подчеркивается тем, что все довольно многочисленные эпитеты, которые употребляет Мурат в хронике Бельского по отношению к Скандербегу («отступник», «злодей», «разбойник» и другие), заменены здесь одним словом — «вор». В XVII в. это слово чаще всего употреблялось в отношении «мятежников» против «законной власти».
Особенно интересны добавления, внесенные автором русской повести в последнюю, предсмертную, речь Скандербега [385] к своему сыну, заслуживающую особого внимания: в ней дается не только завершение образа Скандербега и излагается его политическое «кредо», здесь налицо попытка автора русской повести нарисовать портрет «идеального монарха» в духе своего времени. У Барлетия эта речь пространна, риторична, содержит ссылки на примеры из древней истории. В славянских повестях все это значительно сокращено; автор же русской повести в изложении этой речи не только сокращает, но и дополняет Бельского, что видно из сравнения речи Скандербега в польской хронике и в русской повести. При сравнении обнаруживается, что у Бельского отсутствуют следующие фразы, имеющиеся в русской повести: «Не буди ленив, пиров не добре люби, войны не откладывай на пришлые часы — для того царства погибают... не токмо царю или какову правителю — и всякому человеку добро правда». Автору русской повести принадлежит также рассуждение о сребролюбии с заключительной сентенцией, звучащей как пословица: «добро злато в людех, а не в сокровищах». Наконец, переосмыслена и одна из заключительных фраз речи Скандербега. У Бельского сказано: «Мог бы я тебе многое иное сказать, но счастья дать не могу, а счастье от добрых дел приходит»; [386] в русской же повести имеется следующее: «Могл бы яз тебя, сыну мой милый, всему доброму научить, а разума части тебе не могу дати — то дар божий есть. А от доброго разума и счастье бывает».
385
Наст. изд., стр. 51-52.
386
М. Bielski. Kronika.., л. 258.
Не трудно заметить, что многие из мыслей, которые русский автор
387
Произведение так прямо и названо: "Описание вин или причин, которыми ж погибели и к разорению всякия царства приходят и которыми делами в целости и в покою содержатца и строятца". См.: Труды отд. древнерусской лит. Инст. русской лит. АН СССР, X, 1954, стр. 342-352.
Для полноты характеристики метода использования автором русской повести своего источника в части изложения речей действующих лиц, следует еще сказать, что получается, когда автор русской повести перестает критически относиться к своему источнику и перерабатывать его. Лучше всего это продемонстрировать на примере, который уже привлекался в начале настоящей статьи, когда говорилось о методах использования своих источников первым биографом Скандербега — Марином Барлетием. Последний допустил в сочиненном им от имени Скандербега письме к турецкому султану значительное искажение образа народного героя Албании, приписав ему идеи, принадлежавшие римскому папе Пию II.
В славянской версии биографии Скандербега начало письма сокращено и несколько переработано. И в южнославянской повести и у Бельского Скандербег прежде всего остроумно издевается над пышным и многословным титулом султана и заявляет, что он не имеет уже права на такой титул. Далее, вслед за Барлетием, от лица Скандербега излагается популярная в византийской историографии теория «смены царств». Все это целиком перешло и в русскую повесть (в ней только несколько сокращен список древних государств, последовательно сменявших друг друга), так же как и дальнейшее требование немедленного и поголовного принятия христианства султаном и его подданными.
Если можно еще поверить, что Скандербег изложил в письме к турецкому султану не принадлежащие ему, но популярные в то время идеи «смены царств», так как источники и, в первую очередь, сохранившиеся в итальянских архивах письма Скандербега, свидетельствуют о его большой эрудиции (об этом см. комментарий, стр. 214), то уж никак нельзя представить себе, чтобы такой трезвый и здравомыслящий политик, каким изображен он у Барлетия и каким он и был в действительности, мог предложить туркам в качестве непременного условия мира поголовное принятие христианства. Здесь первый биограф Скандербега, а вслед за ним Мартин Бельский и автор русской повести допускают явное искажение действительности, искажение образа народного героя Албании. Это искажение особенно заметно в русской повести, где образ Скандербега. как мудрого политика и народного вождя очерчен наиболее ярко.
Итак, значительно переосмыслив идейное содержание биографии Скандербега, несколько переработав ее композиционно, пересмотрев отдельные художественные приемы, переработав характеристики действующих лиц, неизвестный русский писатель создал по материалу хроники М. Бельского и по ее канве новое произведение, существенно отличающееся от своего источника.
Некоторые же языковые особенности обоих произведений сближают их. Язык русской повести о Скандербеге, так же как и язык ее источника — хроники М. Бельского, — характеризуется прежде всего широким использованием просторечных слов и выражений, употреблением фольклорных образов и сравнений.
Важно отметить, что многие из фольклорных образов и сравнений, перешедших в русскую повесть из ее источников, имеются уже у Барлетия и в южнославянской повести. Последнее обстоятельство увеличивает их ценность, так как в этих образах дошли до нас отголоски народных преданий и песен, которые сложили о Скандербеге его соратники и современники в Албании и соседних с нею славянских странах.
Приведем несколько примеров образов и сравнений народнопоэтического происхождения, отсутствующих у Барлетия, но имеющихся в «Повести о Скандербеге-Черноевиче» и в хронике М. Бельского, оставленных автором русской повести без изменения или же переосмысленных им.