Повесть о старых женщинах
Шрифт:
— Можешь закрывать, — сказала мисс Инсал подростку. Но, когда ставень поднимали вверх, на тротуаре появился мистер Кричлоу.
— Погоди, парень! — приказал мистер Кричлоу и, приподняв длинный фартук, медленно переступил через горизонтальный ставень, на котором крепились в дверном проеме вертикальные ставни.
— Вы надолго, мистер Кричлоу? — спросил парнишка, поставив ставень. — Или закрывать.
— Закрывай, парень, — решительно ответил мистер Кричлоу. — Я выйду через боковую дверь.
— Мистер Кричлоу пришел! — сообщила мисс Инсал Констанции каким-то особым тоном. И ее смуглое лицо медленно покрылось едва заметным румянцем. В сумраке лавки,
— Мистер Кричлоу! — тихо воскликнула Констанция. Она с негодованием относилась к тому, что он стал владельцем ее лавки. Она подумала, что он явился сюда в новой роли владельца, и решила доказать ему, что дух ее независим и свободен, что ей все равно, расстанется ли она со своим делом или сохранит его. Ей особенно хотелось обвинить его в том, что при их последней встрече он умышленно солгал относительно своих намерений.
— Вот так, сударыня! — обратился к ней старик. — Мы обо всем договорились. Может, кто и думает, что мы время зря теряли, но им-то какое дело.
Его маленькие, часто мигающие глаза были воспалены, кожа на бледном небольшом лице — покрыта сетью мельчайших морщинок, руки и ноги до того худы, что состояли, казалось, из одних углов. Уголки лиловатых губ были, как обычно, опущены, выражая некое тайное толкование мира; когда он всем своим длинным телом повернулся к Констанции, эту тайну сменила улыбка.
Констанция в полной растерянности вытаращила на него глаза. Не может быть, чтобы подтвердились те слухи, которые более восьми лет носились по Площади!
— О чем дого… — начала было она.
— О нас с ней! — Он рывком головы указал на мисс Инсал. Пес лениво направился к ним, чтобы обследовать брюки жениха, но мисс Инсал, щелкнув пальцами, поманила его к себе, наклонилась и принялась его гладить. Этот не свойственный ей поступок подтвердил правильность открытия Чарлза Кричлоу, что в Марии Инсал, пусть очень глубоко, но все же таится нечто человеческое!
Нетрудно было определить, что мисс Инсал лет сорок. Двадцать пять лет она прослужила в лавке, проводя там по двенадцать часов в сутки, исправно посещая не менее трех служб в Уэслианской церкви или в воскресной школе и деля по ночам ложе с матерью, которую она содержала. Больше тридцати шиллингов в неделю она никогда не зарабатывала, но ее положение считалось исключительно благополучным. В ветхом затхлом сумраке лавки она мало-помалу утратила ту женственность и то обаяние, коими обладала прежде. Она стала такой же тощей и плоской, как сам Чарлз Кричлоу. Казалось, в самый чувствительный период развития девушки ее грудь пострадала от долгой засухи и так и не обрела прежней формы. Единственным свидетельством того, что в жилах у нее течет кровь, была прыщавость, а прыщи на этом лице кирпичного цвета указывали на то, что кровь у нее жидкая и скверная. Руки и ноги у девушки были большие и нескладные, кожа на пальцах огрубела от частой возни с жесткой наждачной бумагой. Шесть дней в неделю она ходила в черном, на седьмой день надевала нечто похожее на скромный полутраур. Она была честна, толкова и трудолюбива, но вне пределов своей работы не проявляла ни любознательности, ни ума, ни интересов. Глубоко вкоренившиеся и непобедимые предрассудки и суеверия заменяли ей интересы, но зато она умела бесподобно продавать шелка и шляпки, подтяжки и клеенку, она никогда не делала ошибок в ширине, длине или цене товара, никогда не докучала покупателям и не давала нелепых обещаний
Но для Чарлза Кричлоу она обернулась воплощением мечты. Взглянув на нее, он узрел юность, невинность и чистоту. Целых восемь лет Чарлз, как мотылек, вился вокруг исходящего от нее яркого света, и вот теперь опалил крылья. Он мог обращаться с ней сколь угодно небрежно, на людях не смотреть в ее сторону, говорить грубости о женщинах, заставлять ее тупо в течение многих месяцев размышлять над его словами, но все его поведение бесспорно свидетельствовало, что он желает ее. Он страстно желал ее, она его очаровала, она представлялась ему чем-то красочным и роскошным, за что он готов был платить, ради чего мог совершать безрассудные поступки! Он овдовел, когда она еще не родилась; ему она казалась юной девушкой. Все относительно в этом мире. Что же касается ее, то она была натурой слишком равнодушной, чтобы отказать ему. Зачем отказывать? Устрицы не отказывают.
— От души поздравляю вас обоих, — тихо произнесла Констанция, осознав значение скупых слов мистера Кричлоу. — Надеюсь, вы будете счастливы.
— Все будет в порядке, — сказал мистер Кричлоу.
— Спасибо, миссис Пови, — сказала Мария Инсал.
Казалось, никто не знает о чем еще говорить. У Констанции на языке вертелись слова «Все это довольно неожиданно», но она промолчала, понимая, что они прозвучали бы нелепо.
— Ах! — воскликнул мистер Кричлоу, как бы вновь оценивая создавшееся положение.
Мисс Инсал потрепала собаку на прощание.
— Итак, этот вопрос решен, — заявил мистер Кричлоу. — Теперь, хозяйка, вам ведь хочется избавиться or этой лавки, не правда ли?
— Не уверена, — с сомнением в голосе ответила она.
— Ну что вы! — возразил он. — Вы, конечно, хотите избавиться от нее.
— Я прожила здесь всю жизнь.
— Не в лавке вы прожили всю жизнь. Я ведь говорю о лавке, — продолжал он. — У меня есть предложение: дом останется вам, а от лавки я вас избавлю. Ну, что? — он вопросительно посмотрел на нее.
Предложение ошеломило Констанцию своей бесцеремонностью, но смысла его она не поняла.
— Но как… — растерянно спросила она.
— Пойдите сюда, — нетерпеливо воскликнул мистер Кричлоу и шагнул к двери позади кассы, ведущей из лавки в жилую часть дома.
— Куда? Чего вы хотите? — спросила сбитая с толку Констанция.
— Сюда! — с растущим нетерпением произнес мистер Кричлоу. — Идите же за мной!
Констанция подчинилась. За ней бочком последовала мисс Инсал, а за той — собака. Мистер Кричлоу вышел через дверь и зашагал по коридору мимо комнаты закройщика справа от него. Далее коридор поворачивал под прямым углом налево и доходил до двери в нижнюю гостиную, слева от которой находилась лестница в кухню.
Мистер Кричлоу внезапно остановился около кухонной лестницы и, раскинув руки, коснулся ими противоположных стен.
— Вот! — сказал он, постучав по стене костяшками пальцев. — Вот! Если я отделю это кирпичной кладкой и то же самое сделаю наверху между мастерской и коридором, ведущим в спальную, весь дом останется вам. Вы говорите, что прожили здесь всю жизнь. Прекрасно, что же мешает вам здесь ее и закончить? Просто, — добавил он, — вместо одного дома опять станет два, как это было еще до того, как вы, сударыня, появились на свет.