Повесть о страннике российском
Шрифт:
Наконец за дверью послышался шорох. Она чуть приоткрылась.
— Это ты, Осман? — спросил пришелец. — Почему долго заставил ждать у дверей? Скорее пусти к забиту. Он ждет меня нынче.
— Ты пришел слишком поздно, эффенди Глен! Сардар ожидал тебя до полуночи. Сейчас потревожить сардара невозможно.
— Где он?
— В гареме.
— О, дьявол! Если тебе дорога твоя палисандровая башка, слышишь ты, Осман, то сделай немедленно все, что я тебе сейчас прикажу: подними на ноги сардара сию же минуту! Скажи ему, что он обманут: дочь Зуриди жива, ее сейчас увезут отсюда в море. На кладбище, в
— Хорошо, Матиас Глен! Вести важны, я схожу к сардару, но ты подожди здесь, чтобы гнев Али-Магомета пал на твою, а не на мою голову!
— Неразумный! Мне нельзя терять ни секунды! Пусть сардар захватит в часовне вместе со всеми и меня! Так и передай ему, понял?
— Иншаллах! — последовал ответ, и дверь закрылась. Человек, еще не отдышавшись от быстрой ходьбы, направился обратно…
…Матиас не сделал и двух десятков шагов, как чьи-то жесткие руки сильно сдавили ему горло. У него мгновенно почернело в глазах…
Другая человеческая фигура с кинжалом в руке притаилась на верху дувала. В большом, красивом саду забита царила тишина и покой, лишь вдоль дувала, в тени, сторож Осман быстро шел к дому. Идущего нельзя было видеть, лишь его белая чалма чуть колыхалась во мраке. Человек с кинжалом спрыгнул с дувала в сад… Удар был молниеносен: пораженный в сердце Осман поник возле куста белых роз. Мститель перескочил назад через дувал и в следующий миг был около своего товарища. Полузадушенный Матиас лежал без сознания.
— Ну, что там, Захариас? Ты успел настичь того, за оградой?
— С ним покончено. Бежим!
— Спасибо тебе, друг! Значит, Али-Магомет проспит до утра. Но этот негодяй должен еще кое-что рассказать нам. Сначала оттащим его подальше от дороги.
Лежащий застонал и пошевелился. Перед самым носом он увидел кинжал.
— Не вздумай кричать! Захариас, вяжи ему руки назад. Ну, поднимайся, и чуть что — смерть, понял? Ступай, гадина!
— Куда ты хочешь вести его, Николо?
— К часовне. Наверное, мы встретим наших уже на пути к морю. До рассвета Константину нужно отчалить и укрыться в бухте.
…Между тем в часовне Василий Баранщиков гвоздем нацарапал на двух оловянных колечках, что нашлись в ризнице, имена новобрачных. Часовня еще не знала столь короткого свадебного обряда. После венчания Константин помог жене переодеться в костюм юнги. В матросской одежде Зоя выглядела теперь стройным кудрявым мальчиком.
Часовня опустела, только священник с аптекарем еще задержались в ризнице, приводя в порядок ее нехитрый инвентарь. Панайот Зуриди и Василий Баранщиков потихоньку пошли навстречу Николо и Захариасу. Константин Варгас на руках понес молодую жену к шаланде. Осторожно он спускался к морю по крутому южному склону холма. Было решено, что Варгас отведет шаланду сперва в тайное место — укромную бухту неподалеку от поселка. Там Зоина мать должна была проститься с дочерью перед разлукой. Константин намеревался увезти жену в Италию и начать там новую жизнь…
…Встреча Панайота Зуриди с «другом Матвеем» произошла на дороге, близ кладбища, и явилась большой неожиданностью для честного грека. Когда Николо и Захариас объяснили ему, почему они привели «российского купца» связанным, Зоин отец плюнул предателю
— Где твоя лошадь? — сурово обратился Николо к связанному. Матиас зябко поежился, но не ответил.
И хотя луна уже зашла и наступила самая темная, предрассветная пора южной ночи, лошадь все-таки отыскали. За седлом висели две увесистые переметные сумы. Их оттащили в кусты, но в эту минуту наверху, со стороны кладбища, на дороге показался огонек. Там шли двое, освещая дорогу перед собой.
Николо Зуриди коленом прижал к земле тело связанного предателя.
— Если издашь хоть звук — убью! — прошипел он Матиасу на ухо. — Лежи, не шевелись!
Остальные притихли в кустах.
— Да ведь это отец Иоанн! — первым встрепенулся Баранщиков. — С вашим аптекарем. Домой идут из часовни.
Через минуту здесь, прямо в кустах, при свете фонаря удалось рассмотреть содержимое переметных сум. Там оказалось немало всевозможных предметов одежды, мужской и дамской, пудра, духи, много дорогих украшений и три паспорта — итальянский, британский и польский, последний на имя Матиаса Гленского из Данцига. По-английски он значился Метью Гленом, по-итальянски — Метто Гленни. В потайном отделении обнаружили кожаную тетрадь с записями, крупные бумажные деньги и ценные бумаги. Наконец, в особом, очень нарядном турецком кошельке звякнули червонцы. Кошелек был тяжел.
— Сколько их? — спросил Николо у владельца. Тот по-прежнему молчал.
— Я спрашиваю, сколько здесь иудиных сребреников, собака? Говори, за сколько ты продал нас?
— Нет, нет! Это деньги — не мои! Это — задаток капитану «Валетты» за… товар для здешнего забита. Здесь ровно тысяча дукатов, господа.
— А что это за товар и где он сейчас? — спросил Николо.
— В канцелярии забита, господа, под надежной охраной.
— Значит, это — живые люди. Кто они? Отвечай, собака!
— Это — всего одна девушка, проданная ему нашим капитаном. Я даже не знаю хорошенько ее имени и видел лишь мельком… Я просто казначей в этом деле, пощадите меня. Я могу оказать вам бесценные услуги!
— Кто эта девушка? Гречанка?
— Нет, нет, она не здешняя. Это — молодая итальянка, только…
— Веди нас к ней, в канцелярию. Ты явишься туда от лиц Али-Магомета, чтобы охрана отпустила с тобой пленницу.
— Но, господа, ее сторожат не только турки, но и наши матросы с корабля, оставшегося на стамбульском рейде. Они не отпустят ее со мною без уплаты всей цены, назначенной за нее.
— А какова цена?
— Капитан наш требует за нее две тысячи дукатов сверх задатка, который вы у меня… Турецкие часовые караулят помещение снаружи, а наши матросы — изнутри. Они вооружены.
— Сколько их там?
— Трое.
— Плохо! Но все равно, идемте. На месте решим, что делать для ее спасения. Смотрите, друзья, кажется, Константин вышел в море. Значит, через час он будет уже около Кючюк-Чекмедже, в Тихой бухте.
Еле различимый силуэт греческого паруса смутно обрисовался на воде. Он был еще у самого берега. В ночном безмолвии каждый звук доносился с моря так ясно, будто он раздавался здесь, совсем рядом, в темных кустах при дороге. Скрипнул блок… А вот чьи-то осторожные руки укладывают на деревянной корме якорную цепь…