Повесть об Атлантиде и рассказы
Шрифт:
— Поймали?
— Поймали. Не самих жуликов, а фотографии… Но это все равно. Лейтенант следователя вызовет.
Анна Наумовна нахмурилась.
— Ну, вот что, Хокканен. Хватит мне этих летчиков, художников, жуликов, лейтенантов, следователей…
— И орлов! Орлов! — кричат ребята.
— И орлов… Останешься после уроков на два часа. У меня будет с тобой последний разговор.
В это время открывается дверь и заглядывает учитель физкультуры.
— Хокканена и Крылова — к директору.
— Что там такое? — спрашивает Анна Наумовна.
— Понятия
Анна Наумовна даже побледнела.
— Мальчики, что вы натворили, говорите быстро.
А мы и сами напугались. Идем в кабинет, а у меня в ногах какие-то пузырики бегают. Анна Наумовна идет с нами. Постучались. Смотрим, у стола сидит наш лейтенант. Директор карточки в руках вертит.
— А-а, сыщики, — говорит директор. — Ну что, Хокканен, зашили живот твоему брату?
Лейтенант смеется. Вот уж действительно, — ничего на свете скрыть нельзя.
Директор тоже смеется.
— Вот товарищ лейтенант говорит: двое, из нашей школы… Мне сначала и невдомек — кто это мог быть? Но как про живот услыхал, сразу догадался — Хокканен! А с ним и Крылов, конечно.
Директор протянул нам карточки, а там все точно, как было: лось и они с ружьями. Жалко только, что нас не видно. Надо было нам пораньше из кустов вылезти.
Анна Наумовна заглянула через мое плечо.
— Боже мой, какое варварство! Значит, вы действительно помогли задержать этих людей?
— Можно сказать, — целиком их заслуга, — подтвердил лейтенант.
— Что же с ними теперь сделают?
— Судить будут. Я все материалы уже к следователю направил. Ребятишек в суд вызовут свидетелями, вы не пугайтесь.
— Теперь не испугаемся, — говорит директор.
И лейтенант ушел. Оставил нам на память две фотографии.
Одну карточку Степка подарил Полянской, а другую мы приклеили к забору и расстреляли снежками.
Я тебе верю
Кассирша аэропорта приподнялась со стула. Перед окном кассы стоял мальчик лет двенадцати, в летной канадке с капюшоном.
— Ты один хочешь лететь?
Мальчик кивнул.
— А откуда у тебя деньги?
Рука с деньгами выскользнула из окошка. Настороженно глядя на кассиршу, мальчик начал пятиться к выходу.
— Подожди.
Мальчик метнулся к двери. Но в этот момент проход загородила широченная фигура летчика.
— Задержите его!
Большая ладонь легла на плечо мальчика. Он рванулся. Ладонь легко, почти без усилия отстранила
— В чем дело?
— Ах, это вы, Гога… Вот мальчик какой-то странный… Хочет один лететь. И деньги у него…
— Понятно, — сказал летчик, — сейчас разберемся.
Мальчик головой едва доставал до пояса высокого летчика.
— Что же, будем молчать? — спросил летчик. — Как зовут?
— Пусти!
— Не могу я тебя отпустить, — сказал летчик. — Ты объясни сначала, — куда летишь? Зачем? Может быть, я сам тебя повезу. Надо же мне знать. У нас порядок такой…
Задрав острый подбородок, мальчик смотрел на летчика, и губы его дрожали.
— Пусти! Не ваше дело!
— Чистый хорек! — засмеялась кассирша.
Летчик сердито взглянул на кассиршу. Та покраснела.
— Идем, — сказал летчик. — Поговорим по дороге.
Они шли вдоль ангаров, и рука летчика по-прежнему лежала на плече мальчика.
— Ты из дома удрал, верно?
— Ну да еще! — сказал мальчик.
— Тебя как зовут?
— Федя.
— В поселке живешь?
— В поселке.
— А кто твой отец?
— У меня нет отца.
— А мать?..
— У меня нет мамы, — сказал мальчик. — Пусти. Больно!
— А ты не убежишь? Даешь слово?
— Даю.
Летчик остановился и убрал руку с плеча.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Всегда лучше, чтобы честно…
И в эту секунду мальчик бросился к забору. Он с разбегу прыгнул, навалился животом на заостренные доски частокола, перекатился на ту сторону и побежал к Енисею, топча запыленные кустики картофельной ботвы.
Уже вечером летчик шел вдоль стоянки «шаврушек». Возле одной из машин он остановился, постучал носком сапога по дутику [7] и сказал вполголоса:
— Как дела, шавруха? Тебе не скучно одной?
Машина молчала.
— Ты никого здесь не видела?
Машина молчала.
— Ты не видела человека, который продал свое честное слово? — уже громче повторил летчик и прислушался.
Но машина молчала, изо всех сил молчала!
7
Колесо, выпускаемое при посадке на землю.
— Ну?..
И вдруг «шаврушка» вздохнула протяжно и шумно:
— Пш-ш-фу-у…
— Давно бы так, — сказал летчик. Он шагнул к борту и откинул крышку багажника. В тесном закутке, скрючившись, лежал мальчик с красным от напряжения лицом. Он задерживал дыхание больше минуты.
— Слушай, Федя, — сказал летчик, — почему ты бегаешь и прячешься? Может быть, ты — жулик?
— Сам ты жулик, — сказал мальчик и заплакал.
Летчик подхватил его под мышки и поставил на землю.
— Я тебе не верю, — строго сказал он. — Ты слово продал. Может быть, ты и плачешь нарочно.