Повесть об Атлантиде и рассказы
Шрифт:
— Последний раз я с тобой пошел! Понял? — и умолк, увидев, как внезапно изменилось лицо брата. — Ты чего, Сень? — шепотом спросил он, подбежав к брату и потянул его за плечо. Тот приподнялся на руках, и удивление на его лице сменилось выражением страха и боли. Он медленно опустился на живот, загреб горстями траву и потянул ее к себе, выдирая с корнем.
— Сеня-а! — в ужасе крикнул мальчик. — Сеня-а-а!
— Нога-а… — простонал Семен.
Он не шевелился, только пальцы его то сжимались, то разжимались. Услышав голос брата, мальчик немного
— Ты за меня держись, — сказал он, опускаясь на колени и подставляя плечо.
— Уй-ди! — сквозь зубы ответил Семен.
Мальчик в растерянности смотрел на беспомощную фигуру брата. По растрепавшимся волосам Семена деловито, словно ничего не случилось, сновали муравьи. Нога, застрявшая в отнорке, изогнулась необычно — вбок. Так не должны гнуться ноги.
Мальчик прополз до отнорка и стал выдирать траву.
— Уй-ди! — И, уже не сдерживая боли, Семен застонал.
— Сейчас, Сеня, откопаю только. Откопаю и пойдем, — заторопился мальчик. Он скоблил ногтями проплетенную корнями землю. В глубине она была сухой и твердой.
Когда пальцы мальчика касались сапога, спина Семена вздрагивала и напрягалась.
— Теперь можешь?
Семен перевалился на спину, попытался сесть, но каждое движение отзывалось беспощадной болью.
— Не могу… — с усилием сказал Семен. — Один… дойдешь? Сашок… позови людей.
— Ты попробуй, Сеня… Я дороги не знаю.
— Дурак! — крикнул Семен. — Я ногу сломал! — И снова заговорил тихо, отделяя слова большими паузами: — У меня… в кармане… компас. Достань. У стрелки один конец красный… Видишь?
— Вижу.
— Иди, куда… показывает, — выйдешь к реке… Кричи… На той стороне Байкит… Только никуда не сворачивай…
Черная коробочка с дрожащей стрелкой лежала на ладони мальчика.
И внезапно ему стало страшно.
Небо над головой. Тайга. Тишина. Все это было громадно по сравнению с маленькой пугливой стрелкой.
— Иди, Сашок, — проговорил Семен. — Как-нибудь… Никуда не сворачивай.
Беспрерывно оглядываясь, мальчик пошел через полянку.
— Не сворачивай! — крикнул Семен ему вслед.
Деревья расступились и сомкнулись сзади. Шум шагов не стихал сразу, и за спиной долго еще что-то шелестело и потрескивало. Шорохи разлетались по сторонам, стукались о стволы деревьев, приходили обратно. В молчании тайги было что-то затаенное. Казалось, вот-вот все вокруг, взорвется, закружится и понесется вперед со свистом и уханьем. Внезапно обострившийся слух улавливал каждый шорох, и мальчик побежал, стремясь уйти от этих, сходившихся со всех сторон звуков. Только раз он остановился, чтобы взглянуть на компас, и сразу же почувствовал, как ноют натруженные лямками плечи. Второпях он забыл снять мешок.
Мальчик скинул мешок, поставил его на сухом месте, у подножия дерева. Отойдя несколько шагов, оглянулся. Мешок, пятнистый от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву, сливался с обомшелыми бугорками, и мальчик не сразу отыскал его взглядом. «Потом не найти, — подумал он, —
Лес впереди посветлел. Над головой распахнулось небо. Далеко впереди, ломаясь в теплых струях, плыла в воздухе кромка леса. По сторонам раскинулось кочковатое Желтое поле. Ему не было конца ни справа, ни слева. На маслянистой воде между кочками застыло тусклое, неживое солнце. Тяжело и неподвижно обвисли длинные стебли болотных трав. Это был Гнилой покос. Мальчик узнал его сразу, хотя раньше никогда не видел. Узнал по свинцовому блеску воды и по еле уловимому звону, который, как говорили, всегда стоял в июне над Гнилым покосом.
Красный конец стрелки показывал прямо на болото. Мальчик встряхнул компас; стрелка заметалась под стеклом, покачалась из стороны в сторону и снова замерла в прежнем положении. Тогда он осторожно стал поворачивать коробочку, надеясь, что стрелка все-таки показывает неверно. Может быть, она зацепилась или случилось что-нибудь другое… Ведь это неправильно, что он, восьмилетний мальчик, должен идти прямо туда, где, наверное, валяются рога дурной лакшеевской коровы. Но как он ни старался обмануть стрелку, она упрямо показывала на болото.
А если не сделать так, как показывает стрелка, Сенька останется лежать в лесу с ногой, изогнутой нелепо, как ложка в стакане с чаем.
И мальчик пошел прямо. Он ступил на податливую, пружинящую, как матрац, землю и сразу провалился по колено. Маленькие юркие пузыри защебетали возле ноги. Болото вздохнуло, неохотно выпуская ногу. Второй шаг был таким же трудным. Но скоро земля стала тверже, и он пошел быстрее. И тогда снова послышался тихий неумолчный звон. Он висел над болотом — монотонный, идущий со всех сторон, как будто звенели и земля, и воздух.
На кистях рук шевелилось что-то прилипчивое и колючее, как шелуха. Комары! Мальчик не заметил их сразу потому, что их было слишком много. Они облепили одежду и каждую клеточку голой кожи. Мальчик побежал, но серое облако по-прежнему плыло над головой — живое, беспокойное, неутомимое.
Кончилась твердая поляна, и нога с размаху погрузилась в трясину. Мальчик упал плашмя. Кочки охотно расступились. Что-то холодное цепко схватило за ступню. Он рванулся. Колыхнулся мягкий живот земли, вздрогнули соседние кочки. Болото не отпускало.
И тогда мальчик заплакал. Он не думал ни о чем в этот момент, он слишком устал и измучился, чтобы думать. Он просто лежал и плакал.
Комары облепили лицо и шею, но он уже не чувствовал боли. Он провел рукой по лицу. Комары посыпались в воду. Но на смену им с тупым комариным бесстрашием бросились новые.
Мальчик оперся руками на кочки и начал осторожно раскачивать ногу. Трясина отпускала неохотно, по сантиметрам. Выдернув ногу, он прополз несколько метров и встал. Промокший мешок стал еще тяжелее. Лямки врезались в набухший ватник, но тяжесть мешка не ощущалась отдельно: он как бы слился с одеждой, припаянной водой к телу.