Повесть об Остролистном холме
Шрифт:
Голоса эти, как понял наконец Грошик, доносились из открытого окна. Высокий принадлежал женщине, пониже — мужчине. Говорили негромко, чуть ли не шепотом, так что разобрать сказанное можно было, только напрягая слух.
— …похоже, будет нетрудно, — беспечно сказала женщина.
— Надеюсь, — сказал мужчина. В его голосе чувствовалось напряжение. — Вообще-то это не совсем моя сфера. К тому же я не ожидал этой беседы с советом. Ты говорила, что дело верное.
Грошик заметил, что девочка отвлеклась от книги и нахмурилась. Она тоже услышала голоса.
— Сказать по правде, я ожидала, что ты придумаешь себе другое прошлое… — Женщина помолчала. — Не важно, ты и так справишься. Проблема
Женщина продолжала говорить, но тут пара дроздов затеяла ссору из-за особенно привлекательного места для гнезда, обещанного каждым из них своей подруге. Их крики совершенно заглушили голос из окна.
Когда птицы наконец пришли к соглашению и улетели, говорил уже мужчина, причем тон его был довольно мрачным:
— …думал, ты сможешь сама все устроить, и тебе не потребуется…
— Это было до того, — резко прервала его женщина.
— До чего?
— До того, как приехала она. Я же говорю, теперь все изменилось.
Грошик заметил, что девочка напряженно сощурила глаза. Она наклонила голову, закрыла книгу и подалась вперед, внимательно прислушиваясь к голосам.
— В толк не возьму, о чем ты, — небрежно сказал мужчина. — Да ее через месяц-другой отошлют в школу, и ты сможешь делать со старухой все что угодно.
— Не возьмешь в толк, говоришь? — Женщина явно теряла терпение. — Ты всегда был бестолковым, с самого детства.
Мужчина заговорил с обидой в голосе.
— Я не понимаю, каким образом этот ребенок может угрожать нашему плану. У девочки нет никакой власти…
— Она угрожает нашему плану уже одним своим существованием, — сказала женщина.
Наступила пауза. Затем донесся испуганный голос мужчины:
— Надеюсь, ты не считаешь, что мы должны…
— Т-с-с! — прошептала женщина. — Не услышал бы кто.
Голоса пропали. Послышался шелест шелка, а затем окно с силой захлопнули.
Через мгновение девочка подняла с земли удивленного Грошика и снова сунула его в карман фартука. А затем бросилась бежать, как будто за ней по пятам гнались сотни горностаев, ласок и хорьков — а то и пара драконов.
21
Беседа с попечительским советом
Накрапывал дождь, когда Уильям Хилис направил лошадь к заднему крыльцу сорейской гостиницы и поручил заботам конюха. Тот поставил ее в денник рядом с серой кобылой доктора Баттерса, по соседству с синим «Роллс-Ройсом» капитана Вудкока. Двое деревенских мальчишек пялились на автомобиль, и в их глазах восхищение перемешивалось со страхом. Вокруг «Роллс-Ройса» с недовольным рычанием бегал колли. Где бы ни появлялся автомобиль капитана, он всюду вызывал жгучий интерес.
«Символ перемен», — подумал про себя Хилис и вздохнул. Он приехал в гостиницу, чтобы встретиться с другими членами школьного совета. Сам Хилис предпочитал лошадей, но, будучи стряпчим в Хоксхеде, он знал, что уже несколько его клиентов собирались вскоре приобрести автомобиль. Пусть это и отдаленный утолок Англии, но, помимо их воли, будущее вот-вот с ревом ворвется на полной скорости в самые глухие деревни Озерного края.
Члены совета неслучайно выбрали местом встречи с доктором Гейнуэллом сорейскую гостиницу, поскольку находилась она как раз через дорогу от здания школы. После беседы они могли бы совершить совместную экскурсию по школе — весьма короткую, потому что, в сущности, смотреть там было нечего.
Именно на это обстоятельство возлагал надежды Уилл Хилис, ибо, по его глубокому убеждению, место это должно было остаться за Маргарет Нэш. А принимая во внимание разговоры, недавно услышанные им в «Гербе береговой башни», вакансию директора следует заполнить как можно скорее, что послужит на благо всех заинтересованных лиц. Он постучал в дверь гостиной, где обычно собирались члены различных клубов, обществ и организаций, и вошел в просторную комнату.
Доктор Баттерс и Майлс Вудкок уже были на месте. Доктор стоял спиной к окну, выходившему на главную дорогу. В одной руке он держал чашку чая, другую сунул в карман твидового пиджака. Капитан Вудкок, он же — мировой судья округа Сорей, устроился в кресле с кретоновой обивкой, скрестив перед собой ноги и оперев подбородок на сложенные кисти рук. Увидев Уилла, он встал и направился ему навстречу.
— Здравствуйте, Хилис, — сказал капитан. — Рад, что вы смогли прийти.
— О себе этого не скажу, — откровенно признался Уилл, пожимая руку Вудкока. Он приветливо улыбнулся доктору, одному из самых уважаемых людей в округе, к которому обращалось за помощью великое множество людей. — Рад вас видеть, Баттерс. — Поколебавшись мгновение, он сразу же со свойственной ему прямотой высказал свое мнение: — По правде говоря, господа, я готов назвать имя Маргарет Нэш в качестве директрисы, а этого Гейнуэлла, кем бы он ни был, послать ко всем чертям.
— Черти могут от него и отказаться, — заметил Вудкок и кивком показал на поднос, который стоял на столике возле окна. — Налейте себе чаю, Уилл. Я велел принести сюда этот поднос, чувствуя, что он нам не помешает. — Подождав, пока Хилис размешает сахар, капитан продолжил: — Как всем нам известно, Гейнуэлл — кандидат леди Лонгфорд. Отвергнув его и назначив на этот пост нашу Маргарет Нэш, мы обрекаем себя — и, увы, мисс Нэш — на склоку, которой не будет конца. Ее светлость способна на многое.
— Леди Лонгфорд уже служила источником неприятностей, — заметил доктор.
— Это правда, — согласился Уилл. — Последний такой пример — отказ принять на себя ответственность за свою внучку. Характер этой дамы я бы назвал деспотическим.
— Да, да. К этому делу вы имели отношение, — сказал капитан, возвращаясь в свое кресло.
— В качестве ее стряпчего. Моим профессиональным долгом было напомнить леди Лонгфорд о ее обязанностях в отношении члена семьи, — сказал Хилис. — О том, какова была воля старого лорда Лонгфорда, и прочее и прочее. Викарий же, в качестве ее духовного наставника, присоединил к моим словам свои увещевания нравственного порядка, достаточно весомые, и совместными усилиями нам удалось склонить ее светлость принять нашу позицию. — Уилл сел напротив капитана и поставил чашку, на столик рядом с собой. — Впрочем, я совсем не уверен, что мы сослужили добрую службу этой девочке. Ей там одиноко, и у меня нет сомнения, что компаньонка леди Лонгфорд обращается с ребенком неподобающим образом. Мне и прежде встречались такие особы — воплощенная кротость и смирение в присутствии хозяйки и замашки тирана по отношению ко всем остальным обитателям дома.