«Повесть временных лет» как исторический источник
Шрифт:
Так, у Владимира оказываются от Рогнеды четыре сына (Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод) и «две дщери»; от «гре-кыни» — Святополк; от одной «чехыни» Вышеслав, от другой — Святослав; от «болгарыни» — Борис и Глеб; кроме того, 800 наложниц в трех гаремах вокруг Киева — в Вышгороде, Белгороде и на Берестовом. Долгое время господствовало мнение, что изображение Владимира в качестве «сексуального маньяка» («и бе несытъ блуда, и приводя к себе мужьскыя жены и девици, растля я» [Ип., 67]) требовалось автору ПВЛ, чтобы тем ярче выделить его преображение после крещения («благодать»), а, вместе с тем, сопоставить его с Соломоном, представляющим «ветхий закон», который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь же бе невегласъ, на конець обрете спасение» [Ип., 67]. Главным аргументом в пользу такого мнения, кроме уже приведенных цитат, было отсутствие подобных прецедентов у других князей, поскольку все они в ПВЛ предстают правоверными моногамными семьянинами, что не раз подчеркивалось исследователями.
Но это вряд ли верно. Помимо того, что сам Владимир оказывается «робичичем от Малуши» (от кого появились Олег и Ярополк нам просто неизвестно), наличие института наложничества и многоженства, с которым постоянно боролась Церковь на протяжении X–XI вв. у чехов, болгар, венгров и поляков, не говоря уже о прибалтийских славянах, отмечено во многих
500
Успенский Ф. Первые славянские монархии на Северо-Западе. СПб., 1872, с. 165; Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956, с. 188–189.
501
Юлиан. «О существовании Великой Венгрии, обнаруженном братом Рихардом во время господина папы Григория IX» (Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров XIII–XIV вв. о татарах и Восточной Европе. // Исторический архив, вып. III. M.-JI., 1940, с. 78).
502
Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon (далее — Thietmari chronicon), VII, 72 и 73 (Назаренко А. В. Немецкие латиноязычные источники IX–XI веков. М., 1993, с. 140 и 141).
Вместе с тем, можно обнаружить, что единый текст, разнесенный в настоящее время по ст. 6485/977 и 6488 гг., как и описанный в нем конфликт сначала между Ярополком и Олегом, а затем между Владимиром и Ярополком, выполняет определенную сверхзадачу в этом блоке известий ПВЛ, готовя читателя к неизбежным в дальнейшем «преступлениям Святополка». Так, после сообщения о гибели Олега, безо всякого на то повода «краевед» сообщает, что «и у Ярополка жена грекини бе, и бяше была черницею, юже бе привелъ отець его Святославъ и въда ю за Ярополка, красы деля лица ея» [Ип., 63.]. Эту же тему он развивает и далее, когда, покончив с Ярополком, «Владимир же залеже жену братьню грекиню, и бе не праздна, от нея же роди Святополка. От греховнаго бо корене злой плодъ бываеть, понеже была бе мати его черницею, а второе, Володимиръ залеже ю не по браку; прелюбодейчищь бысть убо, темьже и отець его не любяше, бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Володимира» [Ип., 66].
Последовательность событий — «залеже ю… и бе не праздна», так же как и фиксация результата — «от нея же [Владимир] роди Святополка», безусловно указывает, что Святополк был сыном именно Владимира, от которого его мать «была не праздна», тогда как формула «от двою отцю» здесь же и объясняется тем обстоятельством, что «Володимиръ залеже ю не по браку». Факт этот в высшей степени важен, поскольку безусловно снимает все сомнения в отцовстве Владимира, возвращая Святополку его подлинное отчество «Владимирович», которое В. Л. Янин и многие следом за ним поспешили изменить на «Ярополкович» [503] . Вместе с тем, данное обстоятельство требует пересмотра выдвинутой историком схемы развития лично-родовых знаков русских князей X–XI вв., причем как в отношении Святополка, так и в отношении Изяслава Владимировича. Последнему без каких-либо серьезных оснований Янин усваивает «древнейшую русскую печать Х века», связывая ее изображение с «тамгой Владимира Святославича», имеющую с ней весьма отдаленное сходство [504] .
503
Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси, т. 1, М., 1970, с. 38–40 и др.
504
Янин В. Л. Древнейшая русская печать X в. // КС ИИМК, 57, М., 1955, с. 39–46; он же. Актовые печати…, т. I, с. 41 и 166; с. 249, тб. 1, рис. 2; с. 281, тб. 33, рис. 2.
Указанием на время сложения всего повествования о «Владимире в язычестве» могло бы служить описание языческих треб «на холъму вне двора теремного», поскольку автор тут же отметил, что «преблагыи Богь не хотяи смерти грешникомъ: на том холме ныне церкы есть святаго Василья, якоже последе скажем» [Ип., 67], тем более, что в ст. 6496/988 г., завершая рассказ о крещении Русской земли, он сообщил, что Владимир «постави церковь святаго Василья на холме, идеже стояша кумири Перунъ и прочии». Однако единственная церковь св. Василия в Киеве, которую знают южнорусские своды («яже стоить в Киеве на Велицемь дворе»), была священа «великимъ священиемъ» только 1-го января 1183 (сентябрьского) года [Ип., 634], хотя можно допустить, что речь могла идти о ее предшественнице. Однако действительным хронологическим индикатором здесь оказывается фраза о «дворе теремном», который первый раз появляется в комментариях «киевлянина-краеведа» к первой мести Ольги, а затем фигурирует в рассказе о западне, приготовленной Блудом Ярополку, и участие в расправе над Ярополком «двух варягов», что переносит весь текст в первую четверть XII столетия. В связи с этим встает вопрос и о достоверности рассказа о «кумирах Владимира», перечень которых вполне мог быть почерпнут «краеведом» из учительной литературы или из окружающей его действительности, если правы в своих выводах о структуре и датировке языческих святилищ этого времени изучавшие их И. П. Русанова и Б. А. Тимощук [505] .
505
Русанова И. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища древних славян. М., 1993.
Тому
Что же касается походов Владимира (на ляхов и вятичей в 6489/981, на вятичей в 6490/982, на ятвягы в 6491/983 гг.), то вряд они имели место в действительности. В первую очередь это относится к походу 6489/981 г., достоверность которого и даже саму возможность подобных военных действий категорически отрицал следом за своими предшественниками В. Д. Королюк [506] . Столь же малодостоверно сообщение о походе на вятичей, поскольку сделанное здесь же замечание, что Владимир их «победи и възложи на ня дань от плуга, якоже отець его ималъ» [Ип., 69], сразу ставит его в один ряд с таким же походом Святослава и напоминает о дани вятичей козаром «по щелягу от рала» под 6472/964 и 6474/966 гг. Более любопытны сюжеты ст. 6492/984 г. о походе на радимичей и ст. 6493/985 г. о походе на болгар. Судя по стилистике, они заимствованы из того же цикла рассказов о Владимире и Добрыне, что и рассказы о «выборе Владимира» новгородцами и поставлении Добрыней кумира Перуна над рекою в Новгороде, т. е. принадлежат к области литературы и тому же хронологическому пласту, как и другие подобные сюжеты. Последнее подтверждается присутствием «торков», сопровождающих флотилию Владимира по берегу. Как известно, торки впервые отмечены возле Киева на Днепре лишь в 50-х гг. XI в., селить их по р. Рось стали еще позднее, поэтому описанная ситуация могла возникнуть не ранее конца XI или первой четверти XII в., что еще раз подтверждает вероятное время сложения владимиро-добрынинского цикла, отразившего на страницах ПВЛ историю «язычника Владимира».
506
Королюк В. Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964, с. 79–82.
Совсем иным предстает этот князь в последующей подготовке крещения руси/Руси.
Я сознательно оставляю в стороне вопросы об обстоятельствах и времени действительного крещения Владимира, о возможной истории текста «испытания вер» и «речи философа» — всё то, чему посвящена обширная литература. Как известно, АА.Шахматов предположил, что история обращения Владимира списана с предания о Борисе-Михаиле болгарском, а «русское сказание перелицевало болгарское; русский компилятор поступил почти так же, как Нестор, воспользовавшись для составления жития Феодосия — болгарским переводом жития Саввы, почти так же, как писец Изборника 1073 года, заменивший в послесловии имя болгарского царя Симеона именем князя Изяслава (Святослава)» [507] . В определенной мере этот вывод филолога поддержал А. С. Львов, который нашел в «речи философа» элементы западнославянские, восточноболгарские, греческие и русские, заключив, что первоначально текст был написан на греческом языке, переведен для мораван, использован в Болгарии, а затем попал на Русь [508] .
507
Шахматов А. А. Один из источников летописного сказания о крещении Владимира. // Сборник статей по славяноведению, посвященных проф. Марину Степановичу Дринову (Сборник Историко-филологического общества, состоящего при Императорском Харьковском университете, т. XV). Харьков, 1908, с. 74.
508
Львов А. С. Исследования Речи философа. // Памятники древнерусской письменности. М., 1968, с. 333–396).
Однако самое примечательное в этом рассказе о знаменательном событии в русской истории — совершенно иной образ Владимира, испытующего веры и осаждающего Корсунь, чем Владимира языческого периода. И дело здесь не в замысле или тенденциозности автора-обработчика, каким оказывается всё тот же «краевед-киевлянин» с его полемическими выпадами по поводу места крещения Владимира («се же не сведуще, неправо глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же реша — в Василеве» [Ип., 97]), о «конех [первоначально — иконах? — А. Н.] медяны» («иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже не ведуще мнятся мраморяны суща» [Ип., 101]), а в исходном материале, которым он пользовался, в изначальной независимости текстов, заставляющих порою полагать, что они повествуют о разных исторических личностях. Владимир «корсунской легенды» не женат, не знает «варягов» и окружен русами, т. е. обрисован в полном соответствии с греческими и арабскими источниками, описывающими обстоятельства его крещения и женитьбы [509] .
509
Розен В. Р. Император Василий Болгаробойца. Извлечения из летописи Яхьи Антиохийского. СПб., 1883; Васильевский В. Г. Труды, т. II, вып. 1. СПб., 1909, с. 81–83.
В том, что автор ПВЛ в данном случае только обрабатывал, а то и прямо использовал уже существовавшие до него тексты, может служить упоминание апостола Павла в качестве учителя не «руси», что с такой страстностью защищал этот автор в сюжете о «преложении книг», а «немцев», т. е. латынян, пришедших «от Рима», по поводу которых в поучении после крещения Владимиру было сказано «не принимай же от латыне учения, их же учение развращено» и пр. [Ип., 100], заставляя полагать здесь интерполяцию антилатинской ревизии, возможность которой К. К. Висковатый допускал для Киева не ранее второй половины или конца XII в. [510]
510
Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о латинех». // Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535–567.