Повести Ангрии
Шрифт:
— Он вытаращил глаза оттого, что государь страны намерен стреляться с безумцем, — сказал Ричтон. — С дозволения вашей светлости я съезжу за отрядом полиции, который посадит и монарха, и подданного под строгий арест.
— Довольно глупостей! — с досадой воскликнул Заморна. — Идемте, вы будете секундантом.
— Что ж, — ответил Ричтон. — Не хочу отказывать ни вашей светлости, ни моему другу Хартфорду, но это чудовищная нелепость. Умоляю вас обоих умерить пыл. Хартфорд, одумайтесь: что вы затеяли?
— Отмстить за тысячу обид и страданий — был ответ. — Его светлость сгубил счастье моей жизни.
Ричтон покачал головой.
— Это надо остановить, —
Благородный граф плотнее застегнул сюртук и последовал за двумя джентльменами, которые уже направились к дому. Коляска тем временем согласно приказу покатила к городу Заморне.
Лорд Хартфорд не сошел с ума, хотя его действия и выглядели действиями безумца. Разочарование прошлого вечера привело его в такую ярость и безрассудство, что их последствия, коих мы стали свидетелями, укрепили давние сомнения лорда Ричтона в душевном здравии товарища. Покуда генерал не открыл мисс Лори свою страсть, он мог ласкаться мечтательною надеждою на успех. Бродя в одиночестве по лесам, окружающим Хартфорд-Холл, влюбленный грезил о днях, когда она заполнит его дом светом и радостью красоты. Дни напролет ее образ преследовал лорда Хартфорда. Ему чудилось, будто Мина обращается к нему с тем кротким дружелюбием, что отличало ее при всех прежних встречах, а затем распаленное воображение воскрешало тот час, когда женская слабость и отчаяние заставили ее искать у него душевной поддержки; тогда он держал мисс Лори в объятиях и прижимал к своей груди. Генерал помнил, как нес ее, бледную и дрожащую, чудом избегшую ужасного пленения, по убогой лестнице деревенского дома. Растрепанные черные кудри Мины лежали на его плече, к коему нежная щечка прижималась доверчиво, как если бы спаситель был и вправду супругом. Казалось, то были добрые предзнаменования. Увы, они солгали. Теперь Хартфорд не мог больше тешиться обольщениями. Истина была слишком горька. К тому же он обидел мисс Лори своими колкими попреками и посему утратил даже ее благодарную дружбу.
Разобравшись таким образом в состоянии его чувств, я позволю себе продолжить рассказ.
Хартфорд провел своего высокородного гостя в тот самый обеденный зал, где читатель недавно наблюдал его сидящим в одиночестве под двойным действием вина и страсти. Сейчас генерал был куда более сдержан и даже снизошел до того, чтобы выказать своему государю некое подобие учтивости. В зале было одно кресло, которое Заморна всегда занимал в те более счастливые дни, когда частенько оказывался среди гостей за великолепным обедами в Хартфорд-Холле. Сейчас генерал предложил ему это кресло, однако герцог, поблагодарив хозяина лишь едва заметным кивком, предпочел встать подле камина, опершись локтем о каминную полку и опустив глаза. В таком положении веки и длинные ресницы отчасти скрывали горящий под ними мстительный жар. И все же кривая усмешка, надутые губы, беспорядок в прическе и раскрасневшееся чело Заморны явственно выражали ту разновидность злости, которую легче представить, чем описать.
Хартфорд по укоренившейся привычке не мог сидеть в присутствии монарха и потому вместе с Ричтоном отошел в глубокую приоконную нишу. Сей последний, человек достойный и осмотрительный, надеялся уладить дело без намечающейся нелепой крайности, и потому теперь принялся увещевать друга.
— Хартфорд, — проговорил он тихо, чтобы не слышал Заморна, — прошу вас, подумайте
— Знаю, сударь, оттого и бешусь. Мне незачем больше жить; если Заморна хочет моей крови, пусть получит ее.
— Вы можете его убить, — заметил Ричтон, — и каковы будут последствия?
— Не убью, — ответил Хартфорд, — хоть он и заслуживает смерти, бесстыжий западный развратник, на котором негде ставить клейма! Однако его ненависть куда сильнее моей. Гляньте: вон в том зеркале отражается его лицо. Боже! Как он жаждет моей крови!
— Тише, он услышит, — сказал Ричтон. — Его светлость и впрямь смотрит не слишком благожелательно, но опомнитесь: это вы оскорбившая сторона.
— Знаю, — мрачно ответил Хартфорд. — Однако я не от злобы на герцога пытаюсь отбить его любовницу. А сколько раз за последние полгода он ее навещал? Или хотя бы думал о ней? Собака на сене! Другой король, прискучив любовницей, давно бы ее бросил, а он!.. Мне хочется прострелить ему голову. Я бы так и сделал, если бы с его смертью мог получить мисс Лори.
Имя, хоть и произнесенное очень тихо, коснулось слуха Заморны, и тот сразу понял, о чем идет речь. У него не часто возникали поводы к ревности; весьма занятно понаблюдать за ним под действием этой страсти. Она наполнила все фибры его тела, вскипела в каждой жиле. Румянец волнами приливает к его щекам: стоит схлынуть одной, как накатывает другая, более темная (эта способность то краснеть, то бледнеть в минуты сильных переживаний отличала его с детства). Бакенбарды встопорщились, и даже кудри на лбу как будто зашевелились.
Повернувшись к Хартфорду, герцог заговорил:
— Что за блажь пришла вам в голову, сударь? Как вы смеете даже смотреть на то, что принадлежит мне? Безмозглый идиот! Вздумать, будто я позволю грубому ангрийскому сквайру завладеть тем, что хоть когда-то было моим? Как будто я умею уступать! Черт побери вашу дерзость! Ричтон, мои пистолеты у вас? Несите их сюда немедленно. Я не буду ждать ни докторов, ни кого другого.
— Милорд герцог… — начал Ричтон.
— Молчать, сударь! — прогремел его светлость. — Давайте пистолеты!
Граф не пожелал сносить такой деспотизм.
— Я умываю руки от этого кровавого дела, — сурово произнес он, кладя пистолеты на стол, и без дальнейших слов вышел из комнаты.
Демон, сидящий в Заморне, теперь окончательно им завладел. Низким и хриплым голосом, более всего напоминающим львиный рык, герцог злобно велел Хартфорду отмерить дистанцию прямо в комнате, поскольку не хотел откладывать дело и на минуту. Хартфорд исполнил сказанное молча, без возражений.
— На позицию! — взревел варвар.
— Я на ней стою, — отвечал его милость, — и мой пистолет заряжен.
— Так стреляйте!
Последовали грохот, вспышка, и все окуталось дымом.
Покуда комната еще содрогалась от этого звука, почти до того как вспышка погасла и дым вырвался вслед за ней, в медленно отворившуюся дверь вошел лорд Ричтон с выражением более суровым и мрачным, чем мне когда-либо доводилось видеть на его лице.
— Кто ранен? — спросил он.
В дыму была видна лишь одна стоящая фигура, и в голове Ричтона пронеслась мысль: «Второй, должно быть, убит».