Повести и рассказы разных лет
Шрифт:
Такая тактика заставила Алама Уилсона несколько смешаться и покраснеть еще больше.
– Вы прекрасно знаете, о чем у нас шла речь!
– нетерпеливо выпалил он.
– Я говорил с ним о женитьбе.
– Как, неужели вы хотите жениться на моем папочке?!
– Ну вот, всегда вы так! Вам хорошо надо мной смеяться, а я ведь серьезно говорю, Долли. Ваш отец сказал, что не возражает, если я стану членом вашей семьи. Вам давно известно, как сильно и верно я люблю вас...
– Как же мне может быть это известно?
– Но ведь я сам говорю вам. Неужели
– А вы пытались хоть раз доказать мне вашу любовь?
– Доказать? Дайте мне любое задание - и сами увидите, как я с ним справлюсь.
– Иными словами, до сих пор вы ничего не сделали?
– Я не понимаю. Я сделал все, что только мог.
– А что вы скажете об этом?
– и она вытащила из корсета изрядно помятый побег дикого шиповника, что цветет по обочинам дорог в сельской местности. Вам ни о чем не напоминает этот цветок?
Адам улыбнулся и хотел было ответить, как вдруг брови его грозно нахмурились, губы плотно сжались, а глаза засверкали гневом при виде показавшейся вдали человеческой фигуры, быстро приближающейся к ним. Устремив свой взор в ту же сторону, девушка увидела на тропинке через три поля одетого в черное стройного, худощавого мужчину.
– Кажется, сюда идет мой добрый друг мистер Элиас Мейсон, - спокойно заметила она.
– Ваш добрый друг?!
– в ярости Адам Уилсон начисто позабыл о сдержанности.
– Знаю я, что это за друг! Интересно, какого черта он шляется сюда по вечерам через день?
– Быть может, он задает себе тот же вопрос, только в отношении вас?
– Вы полагаете? Хотелось бы мне, в таком случае, чтобы он сам меня спросил. Уж я бы ему ответил, да так, что все очень быстро станет понятно.
– По-моему, ему уже и так все понятно. Смотрите, он снял шляпу и кланяется мне!
– со смехом воскликнула Долли.
Ее смех стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Адама. Стремясь произвести впечатление, он оказался, вместо этого, посмешищем в глазах любимой. Круто развернувшись на каблуках, он обратился к девушке срывающимся от негодования голосом:
– Отлично, мисс Фостер! Превосходно! Теперь я знаю, наконец, что к чему. Я сюда явился не для того, чтобы потешать вас, так что счастливо вам оставаться, мисс Фостер!
– С этими словами молодой человек яростно нахлобучил на голову шляпу и быстрым шагом устремился прочь. Долли провожала его растерянным взглядом, надеясь уловить в удаляющейся фигуре признаки раскаяния, но Адам Уилсон ни разу не оглянулся, а вскоре и вовсе скрылся за ближайшим поворотом.
Когда девушка снова обернулась, прямо перед ней стоял второй претендент на ее руку и сердце. Он был жилист, худощав и заметно нервничал, что сразу отражалось на его выразительном, скуластом и слегка желтоватом лице.
– Добрый вечер, мисс Фостер. Сегодня чудесная погода, вот я и решил прогуляться, хотя, должен признаться, никак не рассчитывал на такое везение, что встречу в поле именно вас.
– Уверена, что отец будет очень рад вас видеть, мистер Мейсон. Вы должны заглянуть к нам в дом и выпить стаканчик парного молока.
– Благодарю
– мягкая, сдержанная манера выражаться мистера Мейсона странным образом контрастировала с его плотно поджатыми губами и беспокойным взглядом, свидетельствующими о том, что испытываемые им муки ревности, пожалуй, еще сильнее и глубже, чем у его соперника.
– Вы правы, это был Адам Уилсон, - подтвердила девушка; в поведении и манерах Элиаса незримо присутствовало нечто такое, что не позволяло ей обращаться с ним с той же непринужденностью, с какой она привыкла разговаривать с Адамом.
– Последнее время я неоднократно замечал здесь это-то господина.
– Верно. Вы слышали, наверное, что он работает старшим мастером на соседнем карьере?
– В самом деле? А мне казалось, что его больше привлекает ваше общество, мисс Фостер. Не могу сказать, что упрекаю его за это, поскольку сам грешен в том же, однако хотелось бы все-таки достичь между нами определенного взаимопонимания. Я полагаю, мисс Фостер, что мои истинные чувства не могли укрыться от ваших глаз? Я не ошибся, не правда ли? Я обладаю достаточными средствами и положением, чтобы обеспечить семью. Не согласитесь ли вы стать моей женой, мисс Фостер?
Долли с превеликой радостью отшутилась бы в ответ на предложение Элиаса, но под пристальным взглядом его горящих глаз у нее начисто пропала всякая охота шутить. Она медленно зашагала по направлению к дому. Элиас безмолвно следовал за ней, покорно ожидая ответа.
– Вы должны дать мне немного времени на раздумье, мистер Мейсон, сказала, наконец, девушка.
– Не зря говорится: "Поспешишь - людей насмешишь". Или вот еще: "Наспех жениться - век мыкаться".
– Ручаюсь, у вас не будет случая пожалеть об этом!
– Кто знает? В жизни всякое случается.
– Я сделаю вас счастливейшей женщиной во всей Англии!
– Звучит заманчиво. Вы ведь поэт, мистер Мейсон, не так ли?
– Скажем по-другому: я большой любитель поэзии.
– Скажите, поэтам нравятся цветы?
– Мне нравятся. Очень.
– Тогда, возможно, этот цветок вам что-то скажет, - молвила девушка, протягивая Элиасу все тот же скромный побег шиповника и одновременно вглядываясь с жадным любопытством ему в лицо. Тот принял цветок и благоговейно поднес его к губам.
– Он говорит о том, как сладостно быть рядом с вами. О, как завидую я ему и как мечтаю оказаться на его месте!
– напыщенно произнес телеграфист.
– Добрый вечер, мистер Мейсон, - раздался вдруг голос фермера Фостера, вышедшего из дома встретить гостя.
– А где же мистер... Гм-м-м... Ах, да, конечно... Чай на столе, молодые люди, и вам лучше поторопиться, пока заварка не перестоялась.
Покидая в тот вечер гостеприимный дом Фостеров, мистер Элиас Мейсон на минуту увлек Долли в сторонку.