Повести и рассказы разных лет

Конан Артур Дойль

– Я бы подержала вот эту золотую штуковину, - кивнула она на монетку, которую я все еще сжимал в руке.

– Ну уж нет, - вскинулся булочник и, выхватив у меня соверен, отправил его в карман своих плисовых штанов.
– Что я теперь должен делать, чтоб отработать вам деньги?

– Сражаться.

– Как это?
– спросил он.

– Подберите руки, ну же, согните их в локтях, - прикрикнул я на него.

Он согнул руки и продолжал стоять, глядя на меня баран бараном. У него явно не было ни малейшего представления, что же делать дальше. Тут мне пришло в голову, что, может быть, если его разозлить, дело пойдет лучше. Резким движением я сбил с его головы шляпу - черный такой котелок, вроде полицейского шлема.

– Эй, ты чего?!
–

воскликнул булочник.

– Это чтоб вы разозлились, - объяснил я.

– Да я и без того зол, - буркнул он.

– Ну что ж, сейчас я подниму вашу шляпу, и мы сразимся.

Я наклонился, чтобы поднять шляпу, которая прикатилась прямо мне под ноги, - я уже почти держал ее в руках, как вдруг на меня обрушился столь мощный удар под дых, что я не мог ни встать, ни сесть. Удар, полученный мной, когда я наклонялся за шляпой, был нанесен не кулаком, но ногой, обутой в подкованный сталью ботинок, один из тех, что я видел стоявшими на облучке. Не в силах распрямиться или сесть, я прислонился к дубовой балке перелаза и только громко постанывал от боли - удар был нешуточный. Далее мучения во время припадка не могли сравниться с болью, которую испытываешь, когда тебе угодили подкованным ботинком под ребра. Когда я наконец смог выпрямиться, я обнаружил, что краснолицый мужлан преспокойно укатил на своей тележке - ее нигде не было видно. Девица из табора стояла с другой стороны перелаза, а по полю, с той стороны, где в лощине жгли костер, бежал какой-то оборванец в лохмотьях.

– Почему ты не предупредила меня, Генриетта?
– спросил я.

– Да не успела я, - рассердилась она.
– А вы - вы-то почему такой лопух, что повернулись к нему спиной?

Оборванец наконец добежал до того места, где стояли мы с Генриеттой, увлеченные беседой. Не буду пытаться дословно передать его речь - я заметил, что наставник, вместо того, чтобы "густо прописывать" диалект, предпочитает время от времени вкраплять в речь своих героев словечки, характеризующие их манеру говорить. Ограничусь лишь тем, что замечу: человек из табора был столь же прям и нелицемерен, как англосаксы, которые, - это совершенно недвусмысленно отмечено у достопочтенного Беды, - не стесняясь, называли своих предводителей Хенгист и Хорса [Братья Хенгист(?-488г.) и Хорса (?-455г.) - вожди англосаксонских племен, появившихся в Британии в 449 г. по приглашению короля Вортигерна, позвавшего их для борьбы с нашествием скоттов и пиктов, и захватившие Кент, где основали собственное королевство.] - одно из этих слов изначально значит жеребец, а другое - кобыла.

– За что это он вас?
– спросил меня человек из табора. Одет он был в невообразимо поношенное тряпье. Крепкого сложения, лицо вытянутое, загорелое. В руке оборванец сжимал увесистую дубовую палку. Голос у него был хриплый и грубый, как у всех, кто живет на открытом воздухе.

– Этот тип вас ударил, - повторил он.
– За что он вас пнул?

– Он сам напросился, - буркнула Генриетта.

– Напросился? Как напросился?
– не понял человек из табора.

– Так. Сам просил, чтобы тот его ударил. Дал ему за это монету.

Оборванец, казалось, был в недоумении.

– Послушайте, господин, - пробормотал он.
– Коль вы собираете пинки так я могу постараться для вас за полцены.

– Он застал меня врасплох, - объяснил я.

– А что вы еще хотели от этого типа - как-никак, вы сбили с него шляпу.
– усмехнулась девица.

К этому моменту я наконец смог выпрямиться, используя дубовую балку перелаза как подспорье. Процитировав несколько строк китайского поэта Ло-тун-ана, говорившего, что сколь ни силен был удар, всегда можно представить удар того хуже, я огляделся в поисках пальто - однако его нигде не было видно.

– Генриетта, - спросил я, - что ты сделала с моим пальто?

– Эй, господин, полегче насчет Генриетты, слышите, - вспылил вдруг оборванец из табора.
– Эта женщина - моя жена. Кто дал вам право звать ее Генриеттой?!

Я поспешил уверить ревнивца, что в мыслях не имел ничего

непочтительного или оскорбительного для его супруги.

– Я-то полагал, будто она - всего лишь девица - из тех, что на все горазды, - сказал я, - а обычаи кочевого народа всегда были для меня священны.

– Начисто рехнулся, - пробормотала Генриетта.

– Как-нибудь я бы мог прийти в ваш табор в лощине и прочесть вам книгу наставника, посвященную вашему кочевому народу.

– Какому еще кочевому народу?
– проворчал мужчина.

Я. Кочевым народом называют цыган.

Мужчина. Мы-то не цыгане.

Я. А кто же вы тогда?

Мужчина, Сезонные рабочие.

Я(Генриетте) . Как же тогда ты поняла все, что я говорил тебе про цыган?

Генриетта. Ничегошеньки я не поняла.

Я еще раз спросил про свое пальто, и тут выяснилось, что прежде чем вызвать на поединок краснорожего булочника с родинкой над левой бровью, я взял да и повесил пальто на облучок фургона. Пожав плечами, я процитировал стих Феридеддин-Атара, где говорится, что важней сохранить свою шкуру, чем свою одежду, и, поклонившись на прощанье человеку из лощины и его жене, тронулся обратно по направлению к старинной деревушке Свайнхерст, надеясь, что там мне посчастливится купить какое-нибудь поношенное пальто, - тогда я мог бы отправиться на станцию и сесть на первый же поезд, идущий в Лондон. Не без удивления я обратил внимание на то, что по дороге на станцию за мной, в некотором отдалении, следовала толпа местных жителей. Во главе ее я разглядел человека в лоснящемся сюртуке и того чудика, что норовил укрыться от меня за напольными часами в харчевне. Пару раз я поворачивал обратно и шел им навстречу, в надежде разговорить их и получить хоть какие-то объяснения происходящего, однако каждый раз при моем приближении толпа рассыпалась и люди поспешно поворачивались спиной, делая вид, что спешат по своим делам. Только деревенский констебль решился подойти ко мне, и мы вместе с ним дошли до станции. По дороге я рассказывал ему о Яноше Хуньяди [Янош Хуньяди- (ок. 1407-1456 гг.), в 1446-1452 гг.
– регент Венгерского королевства. В 1441-1443 гг. провел ряд успешных походов против османских завоевателей. В 1456 г. разбил османские войска в Белградской битве.], известном также как Корвин, то есть - подобный ворону, и о том, что произошло во время войны между ним и султаном Магометом II, взявшем Константинополь, до введения христианства больше известный как Византия. Так мы с констеблем дошли до самой станции, я сел в купе, достал из кармана бумагу и стал записывать все, случившееся со мной в этот день: я считал своим долгом засвидетельствовать, сколь нелегко в наши дни следовать примеру наставника. Покуда поезд стоял, я слышал, как констебль беседует с начальником станции - статным, в меру полным человеком с пунцовым галстуком на шее. Констебль рассказывал ему историю моих приключений в старинной английской деревушке Свайнхерст.

– И ведь подумать только - он джентльмен, - говорил констебль, - живет, поди, в большом доме в самом центре Лондона. [Имеется в виду знаменитый сумасшедший дом Бедлам (разговорное название, закрепившееся за Королевским Вифлеемским госпиталем, основанным в 1247 г.), расположенный в южной части Лондона.]

– Подозреваю, что это очень большой дом. Конечно, если власти еще заботятся о подданных Ее Величества, - и с этими словами начальник станции взмахнул своим флажком, и поезд тронулся.

1918 г.

Падение лорда Бэрримора

Вряд ли найдется летописец дней минувших, который не поведал бы потомкам о долгой и яростной борьбе за титул "короля" Сент-Джеймса между двумя знаменитыми столичными фатами, сэром Чарльзом Треджеллисом и лордом Бэрримором, - борьбе, разделившей фешенебельный Лондон на два враждующих лагеря. Факт неожиданного ухода со сцены благородного пэра (после чего чуть менее аристократичный его соперник продолжал властвовать в одиночестве) также был историками засвидетельствован. Но только сейчас вы сможете узнать наконец об истинной и весьма примечательной причине внезапного заката этой яркой звезды.