Повести и рассказы
Шрифт:
У парикмахерской была большая очередь, но денег дед дал больше, чем на стрижку, поэтому Колька пошел на рынок, купил себе огромную, с детскую голову, антоновку и с наслаждением стал ее есть. На базаре видел бабушку Варю, но подходить не стал, и она его не видела. Она не знала, что произошло дома.
Выйдя после подстрижки, он увидел возле парикмахерской шикарный мотоцикл и человек пять ребятишек, рассматривающих этого "вороного коня" и громко обсуждающих его достоинства. Колька тоже залюбовался мотоциклом, но близко не подходил. Вдруг ребятишки вспорхнули, как стайка воробьев. К мотоциклу подошел солидный мужчина в шлеме
– Что, нравится?
– спросил он у Кольки.
– Нравится.
– Хочешь, прокачу?
Колька замялся.
– Ну, так как?
– допытывался хозяин мотоцикла.
– У меня дедушка здесь, в книжном магазине, должен скоро подойти
сюда.
– Ну, это мы уладим, - сказал мужчина и пошел к книжному магазину, оставив Кольку у мотоцикла. Снова собрались ребятишки.
– Что это за дядька? Кто он тебе? А ты чей?.. забросали Кольку вопросами. Он не успел ответить на все вопросы, как увидел, что из магазина вышел дедушка с мотоциклистом. Они о чем-то беседовали и улыбались. Дедушка махнул Кольке рукой, мол, покатайся с ним. Затем они с мужчиной пожали друг другу руки, и незнакомец направился к мотоциклу.
– Дедушка разрешил, - сказал он Кольке, помогая ему усесться на заднее сиденье.
– Ну, куда поедем?
Он ловко сел на свое место, завел мотоцикл и... Поехали!.. Главную улицу и рыночную площадь проскочили за одну мингуту. А вот и чугунолитейный мост. Если сейчас ехать по Песочной улице (Заречье), то через три минуты будешь уже в Юсово, на Погореловке, а оттуда через пять минут - у родного дома. Кольку уже тянуло домой, а мотоциклист как будто читал его мысли.
– Ты сам-то где живешь?
– крикнул он через плечо.
– В Юсово, - ответил Колька.
Вот и Песочная.
– Дома-то есть кто?
– Мать и сестры, - не стал особенно распространяться Колька.
– А бабушка где же?
– Она на базаре, - прокричал Колька, недоумевая, откуда же тот знает про бабушку.
– Вот досада...
– незнакомец остановил мотоцикл посреди зареченской улицы, повернулся к юному пассажиру и снял очки.
– Ты что ж, Колюнька, не узнал меня, что ли?
Тут уж его Колька узнал сразу. Конечно же, это был его крестный Давыд, или, как его звали Колька с Юлькой, дядя Дося. Он - капитан первого ранга. Служит в Ленинграде, где проживает с женой, сыном Виктором и приемной дочкой Нонной. А в Кривополянье живет его мать Наталия с невесткой Матреной, вдовой другого, погибшего на войне сына...
Ну, надо ж так опростоволоситься? Второй раз крестный его покупает. Года два назад Колька, собираясь в школу ранним утром, увидел под окном нищего. Много тогда ходило таких по домам. А этот был небритый, в чудной шапчонке, старой одежде, босиком, с подвернутыми до колен штанами. Он попросил у Кольки хлеба Христа ради. Колька подал ему черствый кусок, а нищий вдруг и говорит: "Что ж ты мне такой черствый кусочек подаешь, ты отрежь посвежее". Колька растерялся, покраснел и полез было за хлебом на полку, но нищий (крестный возвращался с утреннего клева) тогда сам, как и сейчас, признался, кто он такой. Колька даже расстроился.
– Ну, ну, не журись... Не так-то часто видимся, чтобы сразу узнавать друг друга. Я-то тебя ведь тоже не узнал бы, если бы не увидел, проезжая на мотоцикле, как вы с дедом вылезали из кабины. Николая-то Ивановича
Доехали очень быстро. Но... Как крестный переживал, что поздно открылся крестнику, из-за чего не повидал свою двоюродную сестру, так и крестник стал переживать, что не рассказал крестному о своем побеге из дома. Крестный бы тогда придумал, как объявиться по-другому. Естественно, мать, услышав треск мотоцикла (тогда еще и у Ивана Похлебкина не было такой машины), подумала, что ее непутевого сыночка
доставил на казенном транспорте милиционер. Она прибежала с огорода растерянная, руки в земле. Но увидев крестного и Кольку, как-то смягчилась и заплакала. А Колька обрадовался, что наказания не предвидится.
Буйно зеленела перед взором приезжего мужика густая высокая трава на том самом месте, где проходил в былые годы Маленький порядочек. Теперь очень трудно определить даже места, где чей дом стоял. Почти незаметные бугорочки своего собственного родного дома определялись приблизительно, больше по кое-где пробивающемуся иван-чаю да глухой крапиве. Будто и рытвина несколько изменила свои очертания с тех пор. Да, временито прошло почти сорок лет. До отъезда Николая в Питер на юсовском погосте у него из близких была только его прабабушка Катя. Когда ее хоронили, он бежал за гробом и, отчаянно ругаясь на взрослых, кричал:
– Куда понесли Катю? Верните ее сейчас же!..
– он тогда еще не понимал, что такое смерть. А теперь там, на погосте, покоится добрая половина тех, кого он хорошо знал. А в селе их все меньше с каждым годом. Причем, не только старики уходят. Давно нет любимого дружка Леньки, Калина и многих других товарищей Колькиного детства.
Шишков живет на Селе. Сыновья закончили техникум, отслужили срочную службу. Старший женился, растят сынка. С младшим отец, классный сварщик, пасет сельских коров и овец. Время такое.
Сигитовы живут в городе. Но Славка отвоевал у колхоза здание старого амбара и, надо сказать, уже его прекрасно отделал: домина, ну, просто рыцарский замок. Славка всегда был деловым человеком. Он просил у властей и здание неработавшей школы, чтобы использовать ее помещения под амбулаторию, отделение геникологии и зубопротезный кабинет. Но власти сказали: "А может тебе и церковь отдать?.." На церковь пока нет ни денег, ни сил, а были бы... Что ж ее не отдать в хорошие руки? Более полувека стоит, как памятник нашей дикости и нашему хамству.
Старики рассказывают, что раньше жили намного лучше, хотя не было радио, электричества, автомобилей. Но почти у каждого был сад, у всякого, чьи огороды выходили к реке, имелась лодка. Дома и хозяйские пристройки были аккуратными, ухоженными, дырявых крыш не было. У каждого третьего во дворе - свой колодец, у каждого четвертого - своя баня. Безлошадных было только двое на все село: Каня-дурачок и Шавочка- активистка (ее родители страдали запоями). Каня ходил питаться по домам. Юродивых раньше привечали, как самых желанных гостей. Божий человек. Его не обижали. Он любил резать бумажки на мелкие кусочки и хворостиной стегать свою собственную тень, повторяя непонятное "Пуроста!" А Шавочка оставила о себе память сельчан в фольклоре как организатор колхоза в селе. На улице при переплясах пели: